Современная ситуация гиперосведомленности субъекта перекрестных информационных потоков и медиакоммуникаций любой степени интенсивности постепенно начинает напоминать вавилонское столпотворение, смешавшее множество наречий в некое подобие лингвистического единства и обещавшее сотрясение небес. Как тогда, так и сейчас этого не произошло в силу действия предохраняющих Бытие от распада скрытых приспособлений, одно из которых – метафизический механизм – безотказно действует тысячелетиями, несмотря на неоднократные попытки философов подорвать его изнутри и пересобрать заново. Интеллектуальное вторжение в данную деликатную конструкцию с целью ее дальнейшего переформатирования, как показала история, ничего хорошего нам не сулит. Умение же без скуки пользоваться дарами классической метафизики обеспечивает технический прогресс и культурное равновесие.

Нерелевантным в данном конкретном случае мы называем нечто, не соответствующее действительности, неуместное, не относящееся к делу, а потому – нелепое, претенциозное и вычурное. Статья посвящена очередным, на наш взгляд, преждевременным, а значит, все еще неуместным концептуальным похоронам метафизики, которые пытаются осуществить антиметафизически настроенные мыслители последние несколько столетий. Но метафизика, исполняя функции Божества в философии, умирать не собирается, напротив, при необходимости, она сама кого угодно «похоронит», причем без отпевания и прочих скорбных ритуальных церемоний.

Автор увлекательной философской работы «Постнеклассическое единство мира», вышедшей в текущем календарном году в московском издательстве «РИПОЛ классик», очевидно, пытается удивить свою аудиторию нетривиальным ходом мысли, балансирующей на грани принятия и одновременного отвержения единства, а следовательно, подлинности и определенности мироздания, оформленного на основании окончательно выведенных законов красоты и порядка, которые имеют в лоне классической парадигмы собственную подоплеку в истине как корреляте чего-то раз и навсегда данного. С удивления, как мы помним, всегда начинается благородный поиск ответов на всевозможные вопросы, подбрасываемые человеку коварным и загадочным Бытием. Поэтому, думается, нет ничего удивительного в этой ставке на удивление, сделанной Василием Кузнецовым, особенно если брать в расчет реализуемую в условиях торжествующего постмодерна диктатуру релятивизма, которая настоятельно требует себе жертв, в том числе и на самом высшем, метафизическом уровне. И если уж до конца додумать основные тезисы, продвигаемые в данном исследовании, то их острие будет, без всяких сомнений, направлено ни много ни мало на низвержение с общефилософского пьедестала трансцендентально возвысившегося над текучим бытием незыблемого Абсолюта, чья роль в истории человеческой мысли, начиная с Сократа, заключалась в стабилизации стохастических жизненных процессов, разъедающих сообщество. «Почему мы должны обязательно исходить, – критически вопрошает автор монографии, – в своем мышлении из принципа необходимости жестких бинарных оппозиций, включающего запрет на противоречия, а не из принципов, например, диалектики, или триад, тетрад/четвериц, пентад и т. д., или же нечеткой логики, или даже логики квантовой механики? Наконец, каковы те идеализации и установки, которые заставляют нас в контексте классической мысли обращать внимание только на различие единого и многого, практически не замечая (быть может, разве что за исключением только диалектических подходов) их неустранимой связности?» (Кузнецов, 2023: 16-17).

Подобных рефлексивно-философских «почему?» в тексте найдется немалое количество, и все они, как представляется, рассчитаны на окончательное расшатывание онто-гносеологических и этико-эстетических основ европейской цивилизации, устроенной по заветам непререкаемых когда-то хрестоматийно-величественных фигур Платона и Аристотеля, Бэкона и Декарта, Гегеля и Канта. Согласно В. Кузнецову, настало время проверить «их величества» на прочность за счет столкновения и рядоположения трансцендентально-забронзовевших доктрин классиков с принципом дополнительности Нильса Бора, методологией акторно-сетевого анализа Бруно Латура и теорией социальных эстафет Михаила Розова. А еще аристотелевская метафизика должна, по идее, затрещать по швам от натиска постклассических концепций Ницше и Рорти, Хайдеггера и Фуко, Гваттари и Делеза и, наконец, Мамардашвили с Грегори Бейтсоном, знаменитым своим пристрастием к веселящим эффектам ЛСД.

Закономерным следствием подобных профессиональных коллабораций, на наш взгляд, становится естественная тяга к «творческим союзам» с такими весьма специфическими категориями, как Ничто, Ризома, Хаосмос, Апейрон, используемыми сегодня на мировоззренческом уровне как инструменты аннигиляции устоявшейся в веках картины действительности, именуемой Единством Мира. Совершенно или несовершенно сие Единство – это, как говорится, уже другая тема, выражаемая тем или иным способом расстановки смысловых акцентов. Кто-то, например, может по достоинству, как реальное онтологическое благо, оценить рожденное в лаборатории «тоталитарного» человеческого разума такое чудо техники, как прялка Дженни, а кто-то обвинит горемычного хомо как чрезмерного сапиенса в контексте тех изощреннейших зверств, которые совершались им в мировых войнах ХХ века с привлечением умных технологий. И тот, и другой расклады внешне кажутся равнозначными, если, конечно, не вдаваться в подробности, но именно в пресловутых подробностях таится дьявольщина идейных перестановок и подтасовок. На механической прялке действительно можно пошить одежду для армии завоевателя, которая принесет боль и страдание ни в чем не повинному населению, однако и тупым кухонным ножом при желании наносятся смертельные ранения. В руках сумасшедшего любой предмет становится опасным. Давайте в связи с этим запретим не только ножи, но и кухни, а также и сам процесс резания как перманентно рискованный.

В. Кузнецов предлагает упразднить метафизику только за то, что она страшит его своим редукционизмом, то есть стремлением сводить всякое многообразие и всякую сложность к простым и ясным вещам (Кузнецов, 2023: 223). Взамен же, вслед за Джоном Ло, предлагается водить умопомрачительные хороводы с «ускользающими, неотчетливыми, неуловимыми, сложными, рассеянными, перемешанными, текстурированными, смутными, неопределенными, спутанными, беспорядочными, эмоциональными, болезненными, приятными, <…> интуитивными, скользящими и непредсказуемыми» метафорами (Кузнецов, 2023: 179). Ради чего? Вместо обобщения и аксиоматизации знания автор будто бы предлагает спуститься на ступеньку ниже в развитии эвристических способностей науки – к примитивному накоплению фактажа без какой-либо классификации, коллекционированию сведений без строгой каталогизации. С внедрением подобной познавательной антисистемы в образовательный процесс, в котором, кстати, настоятельно рекомендуется задействовать фантасмагорический опыт утопий и симуляций, виртуалистики и прочей нежити (Кузнецов, 2023: 256), не произойдет ли гарантированного отката нашей второй природы в архаическую ментальную хтонию?

Обращение к «более гибким», чем метафизика, способам философствования, при которых на авансцену выходило бы игровое начало, фундированное экспериментальной случайностью, исследовательской непринужденностью и необремененностью устоявшимися принципами, склонностью к ненавязчивым импровизациям, – это ли не призыв видеть мир в калейдоскопе видЕний по аналогии с мимолетными впечатлениями от употребления запрещенных психотропных веществ? Как в сказке: «Там лес и дол видений полны…», с той лишь разницей, что сказки эти будут сориентированы на взрослых. Не попытка ли это превратить философию как отдельный доминион человеческой культуры, имеющий по большей части классическую неигровую установку (апелляция к разуму) в легкомысленную и безответственную поэзию (апелляция к ощущениям), как в аттракционе сопрягающую все со всем («Бывают странные сближенья» (Пушкин, 1951: 226))? Верх с низом, дух с материей, свет со тьмой, прекрасное с безобразным, толковое с бестолочью, должное с непотребным. Этот ряд может быть продолжен в бесконечность, обрекая философствование на блуждание по свалке разрозненных и перемешанных предметов, среди которых – идеи, концепты, паттерны, имя которым легион. Романтические мечты о некоем «интегральном голографическом образе мира», который должен-де будет сложиться после сопряжения многообразных разнородных исходников (Кузнецов, 2023: 396), скорее всего, неминуемо разобьются об упорно отрицаемый автором жесткий детерминизм явлений (Кузнецов, 2023: 229), пока еще поддерживающий самотождественность Вселенной в пику ветреной метаморфичности Мультиверса.

В заключении рецензии требуется констатировать, что если главной целью авторского проекта, развертываемого в книге В. Кузнецова «Постнеклассическое единство мира», являлось достижение манифестируемой максимы «расплавления метафизической глыбы» (Кузнецов, 2023: 176), какой она складывалась с эпохи античности, то данная цель, к счастью, не была достигнута. Доказательств несколько. И первым доказательством является, собственно, выход монографии в свет, причем по всем институционализированным правилам для подобного рода продукции – с привлечением мнения уважаемого экспертного сообщества, иерархизированной процедурой грифования, структурной соподчиненностью всех глав и параграфов на базе законов формальной логики. Что это, как не маркеры дискредитируемой в работе классической метафизики, имеющей характер устойчивости и завершенности?! Во-вторых, анализируемая работа написана хотя и перегруженным гротескными неологизмами (такими как «классическая неклассика» и «неклассическая неклассика», «неонеклассика», «постпостнеклассический идеал рациональности» (Кузнецов, 2023, с. 147, 144, 151)), но в общем-то удобоваримым человеческим языком, в котором редко нарушаются синтаксические, грамматические или, скажем, пунктуационные нормы, игнорирование которых превратило бы итоговый логоцентрический текст в непонятную околовербальную гомогенизированную массу нереференциальных знаков. Язык, в котором подлежащее и сказуемое, главные и второстепенные члены предложения расположены по раз и навсегда отведенным для них местам, – есть также указатель присутствия всеорганизующей метафизики. И в-третьих, автору удалось-таки сохранить собственную идентичность оригинального мыслителя, преподающего в ведущем вузе страны, минуя злополучную участь кота Шрёдингера (см.: Шрёдингер, 2019), обреченного на экзистирование в гамлетовской полупозиции здесь-и-нигде одновременно. Вследствие приведенных обоснований можно с осторожностью предположить, что работа В. Кузнецова состоялась как классическое философское сочинение.