В традиционном естествознании физический процесс рассматривался как нечто объективное, происходящее само по себе, а не как явление, познаваемое посредством тех или иных особенных средств наблюдения или измерения. Предполагалось, что влияние на процесс любых познавательных практических воздействий можно полностью исключить или компенсировать. Такого рода базисная абстракция может быть названа, в духе В. А. Фока, абсолютизацией физического процесса.

Во второй половине XVIII века, когда аналитическая методология заняла в науке непоколебимые, как тогда казалось, позиции, она была подвергнута критике знаменитым Иоганном Вольфгангом Гёте, которому принадлежат не только «Страдания юного Вертера» и «Фауст». Им также были выполнены оригинальные, хотя и далеко небесспорные труды в естествознании, в частности, в области учения о цвете (всестороннее и глубокое исследование научных изысканий И. В. Гёте выполнил В. И. Вернадский [см. 2, с. 224-265]). «Столетие, исключительно отдающееся анализу и как бы пугающееся синтеза, не стоит на правильном пути; ибо только оба вместе, как вдыхание и выдыхание, составляют жизнь науки», – утверждал Гёте [6, р. 405]. Таким образом, он категорически выступал против абсолютизации анализа – и в теории, и в эксперименте.

Гёте с большим энтузиазмом отнесся к опубликованному в 1822 г. антропологом И. Х. Хайнратом отзыву о его способе мышления, который Хайнрат в книге «Учебник антропологии» назвал предметным. Он выразил согласие с тем, что его «мышление не отделяется от предмета, что элементы предметов, созерцания входят в него и интимнейшим образом проникаются им; что само мое мышление является созерцанием, созерцание – мышлением» [4, с. 263]. Но предметное мышление – отнюдь не простое зеркальное отражение чувственно воспринимаемой реальности. Оно предполагает ряд шагов, когда психическая активность, творческое воображение исключает неважное и случайное, обнаруживает скрытое или недостающее, возможно, открывает новое, ранее неизвестное. В результате этого процесса в сознании формируется «чистый феномен», «прафеномен». Он – уже не просто копия предмета, а его идея, или идеальный образ.

В процессе предметного мышления не представляется возможным избежать ни обращения к отдельным экспериментальным данным, ни к абстракции. Однако на пути синтеза идеального образа они играют подчиненную роль и подлежат сознательному контролю разума, принявшего идею целостности природы как свое основоположение [5, с. 372; 381-382].

В таком статусе анализ в его разнообразных формах уже не пугает Гёте. Мы находим у него ряд замечаний о неразрывности анализа и синтеза, родственных по смыслу уже приведенному выше. Более того, мыслитель указывал, что «тупо разделяющий педантизм и сливающий мистицизм – оба приносят одинаковый вред». Однако негативное отношение к абсолютизации анализа существенно сказалось на отношении Гёте ко всякому его применению и помешало немецкому мыслителю, как со временем заметил В. И. Вернадский, использовать «могучий рычаг количественного, числового знания» [2, с. 261].

Гёте, согласно оценке академика Вернадского, «синтетик, а не аналитик… Очень характерно для Гёте, что его целое не было механически прочным, независимым, как мог бы проявляться современникам мир всемирного тяготения. Это было вечно изменчивое, вечно подвижное, в частностях неустойчивое равновесие, не механизм, а организованность» [2, с. 262]. Поэтому сложилась парадоксальная ситуация: Гёте, выпавший из мейнстрима современного ему естествознания, по своему мировоззрению и методологии оказался близок науке второй половины ХХ – начала ХХI вв., уделяющей главное внимание не механизмам, а открытым сложным неравновесным системам, способным к самоорганизации целостностям. Гёте мыслил синтетически. Он считал, что нельзя разделить природные явления на независимые друг от друга части без вреда для получаемого вывода, и был убежден, что природу необходимо воспринимать как целое. «Синтетическое изучение объектов природы – ее естественных тел и ее самой, как “целого” – неизбежно вскрывает черты строения, опускаемые при аналитическом подходе к ним и дает новое. Этот синтетический подход характерен для нашего времени в научных и философских исканиях. Он ярко проявляется в том, что в наше время грани между науками стираются, мы научно работаем по проблемам, не считаясь с научными рамками» [1].

Хотя Г. В. Ф. Гегель по мировоззрению и способу мышления радикально отличался от И. В. Гёте, он высоко оценил философское наследие поэта. Несомненно, писал он, истина может быть познана посредством опыта. В опыте имеет большое значение, какой ум приступает к изучению действительности. Гёте, всматриваясь в природу или историю, делает великие наблюдения, усматривает разумное и дает ему выражение [см.: 3, с. 127]. Правда, сразу же Гегель добавляет, что наиболее совершенным способом познания является познание в форме чистого мышления. По нашему мнению, в постижении целостности мира или конкретных реалий предметное мышление оказывается существенным дополнением понятийного. Благодаря своей синтетичности и образности оно может быть полезным не только в познавательной, но и в технологической активности, в процессе разработки и созидания задуманных продуктов. «Чистый феномен», или идеальный образ продукта, как и способ его получения, вполне может использоваться в дизайнерской активности в рамках соответствующей проектно-конструкторской работы, хотя, конечно, и не исчерпывая ее.

Таким образом, аналитическая методология классической науки базируется на редуктивном анализе и антиэмерджентном синтезе. Базовым алгоритмом познавательной активности здесь может быть как гипотетико-дедуктивный метод, нашедший завершение и блестящее применение в трудах Ньютона, так и аксиоматико-дедуктивный метод Декарта. Они различаются не в отношении понимания значимости аналитического характера исследования, а в конкретных способах осуществления анализа и синтеза. Нормами классической методологии выступают полное и точное описание объекта, которое имплицирует лапласовский детерминизм, а также объективизм, или абсолютизация физического процесса. Но уже в пору наивысших достижений аналитической методологии он был подвергнут критике со стороны Гёте. В попытках понять Вселенную не как механизм, а как живое целое, этот поэт-мыслитель развил оригинальное – не понятийное, а предметное, не аналитическое, а синтетическое мышление. Он отстал от естествознания и его аналитической методологии, однако по духу оказался близким науке второй половины ХХ – начала ХХI века, направленной на познание открытых сложных нестабильных систем, способных к самоорганизации, то есть целостностей. Подобный опыт предметного мышления выглядит перспективным в смысле использования в дизайнерской активности в рамках проводимой проектно-конструкторской деятельности.