Литература, посвященная описаниям опыта переживаний пребывания в личных и коллективных психотехнических экстатических практиках, обрела в XIX веке большую популярность и признание в широкой публике. Общение с существами (духами) антропоморфного характера; существование в человеке «духа», воплотившегося или же сформировавшегося в земном теле; проявления посмертного «Я» в человеческом мире в образе «духа» – вот только некоторые из вопросов, поднимающихся на рассмотрение в контексте исследований медиумизма[1]. Интерес к медиумическим явлениям рождался в самых разных сферах культурной жизни XIX столетия. Физики У. Крукс и О. Лодж, физиолог Ш. Рише, натуралист А.Р. Уоллес, астроном Ф. Цельнер, химик А.М. Бутлеров, писатель А.Н. Аксаков, зоолог Н.П. Вагнер, психолог Ю. Охорович, философ и психолог У. Джеймс, писатель А.К. Дойл, врач Ч. Ломброзо и др., отстранившись от положений строгого онтологического материализма и механицизма, приступали к серьезному изучению медиумизма.

Противников спиритизма возмущали в нем извращенное понятие духовности и спекулятивные подходы и концепции, а медиумисты, не окунавшиеся в догматические теории, порой представлялись критиками в виде бездельников и мистификаторов. Физик М. Фарадей, например, утверждал, что большинство феноменов спиритуализма можно объяснить известными силами, а исследование так называемых «духов» сеансов было научно бесполезным и морально опасным (Noakes, 2007); невролог Д. Миллер Бирд категорически утверждал, что духи медиумических сеансов «обитают только в клетках мозга». Бирд объяснял веру испытателей в спиритические феномены как результат эмоционального возбуждения, определяемого им термином «suspense» (Natale, 2010); патологоанатом П. Оскар Блок утверждал, что вера спиритистов в развоплощение может быть поставлена под сомнение на основании неадекватного содержания духовных сообщений: «Массильон утратил свое красноречие, Моцарт – свой гений, а ряд других не менее знаменитых людей выражались грубым, иногда непонятным образом, совершая недопустимые анахронизмы». Он полагал, что такие коммуникации производятся медиумом бессознательно (Alvarado, 2020). Философ и ученый Н.Н. Страхов в раскрытии заблуждений поклонников медиумических явлений указывал им на необходимость истины, как в науке, так и «в делах сердечных», и замечал, что погоня за фактами медиумизма вносит в жизнь человека неопределенность и путанность: «Сколько бы ни искал человек истины, как бы строго ни наблюдал действительность, как бы долго ни уяснял свои понятия, новый факт, по учению эмпиризма, может ниспровергнуть все это до основания» (Страхов, 1887). М.О. Вержболович, писатель, воспитанник Киевской духовной академии, указывал, что «отвлекая внимание людей от предметов и явлений действительной жизни, обращая его в область вопросов и стремлений, выходящих за пределы действительности, в мир фантастический, темный и таинственный…» (Вержболович, 1903), спиритизм влечет пагубные последствия в сфере нравственно-практической жизни человека.

В XIX веке доказательная парадигма, происходящая от естественных наук, опирающаяся на непосредственное эмпирическое отношение между человеком-наблюдателем и объектами исследования, постепенно охватила гуманитарные науки. Поместив явления медиумизма в рамки религиозно-этического учения о непрерывности человеческого существования, спиритуалисты и спириты, сохраняя разногласия относительно описаний незримого мира «духов», сходились в исключительном акцентировании сбора медиумических фактов как высокоэффективной формы верификации своей области исследований. А.Н. Аксаков и А.М. Бутлеров, исследуя медиумические феномены, также предлагали их легитимизацию через научную категоризацию чувственного опыта, когда внутреннему прозрению не отводилось главенствующего значения подобно тому, как это обнаруживается в спиритических учениях. Именно эта особенность медиумизма, состоящая в отстраненности от чувственного озарения, характерного, например, для мистицизма как области исследования, объясняет его привлекательность для многих ученых.

Рассматривая витки философско-антропологических допущений А.Н. Аксакова и А.М. Бутлерова, мы можем наблюдать, как медиумизм представал для исследователей фактической истиной, уникальным методом в познании бытия и сознания. Выступая против механистически-материалистического истолкования человеческой жизни, быстро распространяющегося в результате научного прогресса и индустриализации XIX в., медиумисты выдвигали оппозиционные мировоззренческие гипотезы. С различной долей вероятности А.М. Бутлеров и А.Н. Аксаков выдвигали идеи о существовании незримых форм бытия, энергии, сознания. Чуждаясь антропоморфного описания структурно-функциональных особенностей этих форм по образцу того, как это делают адепты спиритического учения, медиумисты замечают относительно трансцендентной формы сознания, что в случае признания и принятия спиритических фактов во всей их совокупности «…“спиритические” явления окажутся только проявлением этой формы сознания в условиях времени и пространства мира феноменального» (Аксаков, 1910: 675).

Один из современных исследователей истории спиритизма обращает внимание на то, что американский писатель Н. Готорн (N. Hawthorne) понимал спиритизм как «рождение новой науки или возрождение старого обмана», т. е. амбивалентно, и подчеркивает, что эта двойственность Готорна представляет собой важный, до сих пор игнорируемый аспект спиритуалистической литературы. Готорн балансирует между крайностями прозелитических спиритуалистов и скептиков рубежа веков – он хотел верить в спиритизм, но не был убежден, и в течение XIX столетия эта разновидность скептицизма становилась все более распространенной (Good, 2012). Взгляды А.Н. Аксакова и А.М. Бутлерова, как представляется, тоже могут быть отмечены амбивалентностью, хотя и отличной от амбивалентности Готорна своей гипотетической разрешимостью. Амбивалентность медиумистов, предположительно, заключается в попытках примирить медиумическую гипотезу внетелесного существования духовного «Я» со способностью проявления его в земном мире посредством естественного человеческого организма.

Проблема данной разновидности амбивалентности в перспективе может быть прояснена обращением к содержанию взглядов А.Н. Аксакова и А.М. Бутлерова относительно духовного бытия. А.Н. Аксаков и А.М. Бутлеров, так же, как, например, У. Крукс (автор гипотезы «лучистой материи» как особого состояния тел) и Ш.Р. Рише (нобелевский лауреат, выдвигавший гипотезу «шестого чувства» как основы экстрасенсорных способностей), признавали лишь существование медиумических явлений, избегая при этом, казалось бы, очевидной выводимости представлений о наличии незримого мира из спиритической интерпретации «упрямых» фактов медиумизма. Но А.Н. Аксаков и А.М. Бутлеров при этом допускали, что существование мира за пределами чувственного познания в будущем может быть установлено апостериорным путем. Поэтому соединение фактов медиумизма с идеей о посмертном проявлении индивидуального ядра человека остается у медиумистов гипотетическим и прямо зависящим от результатов и интерпретации будущих исследований медиумических явлений.

В поиске оснований манипуляций А.Н. Аксакова и А.М. Бутлерова с гипотезами о духовном индивидуальном начале человека стержневым является принцип, воплощенный в трудах медиумистов, а именно, предположение духовного бытия с различной степенью вероятности, зависящей от критериев оценки результатов опытов. Уверенность в медиумизме служила укреплению философско-антропологических допущений, но коренное основание их исследований состояло в убежденности, что в медиумизме проявляются еще не познанные принципы естественного порядка, составляющие часть бесконечного цикла явлений бытия. Кроме того, у медиумистов ясно обнаруживается следование положению, согласно которому становится невозможным осуществление научного прогресса, если в познании мироздания следовать априорному отрицанию чего-либо, постулированию догматических границ в природе и в ее познании. Для А.М. Бутлерова медиумизм служит поводом и основой для расширения науки, сила которой заключается в признании безграничности и разнообразии явлений природы, но для его философско-научного оппонента Н.Н. Страхова это расширение является прямым игнорированием непреложных истин в угоду личным предубеждениям и заблуждениям. Рассуждая об основных законах физического мира (законе сохранения вещества и законе сохранения энергии), которые нарушаются в медиумизме, Н.Н. Страхов замечает, что наличие этих нарушений сглаживается в медиумизме посредством обмана, участником которого является сам А.М. Бутлеров: «Тот странный обман, в который сперва впадает сам добросовестный и отличный ученый и в который потом он старается вовлечь других, очевидно, происходит по старинному приему обобщения. Когда о чем-нибудь говорится как о некотором факте, некотором предмете исследования, когда потом является одна из областей знания, нарушение одного из законов физики, и т. д., то для нас понемногу стирается особенность предмета, его частный характер. Посредством таких обобщений каждая вещь вносится в разряд бесчисленных, предполагаемых существующими, вещей, и весь мир обращается в хаос, так как ни об одной вещи нельзя будет сказать, что она всегда и везде должна иметь те же определенные свойства» (Страхов, 1887).

Медиумизм, составляющий для А.Н. Аксакова и А.М. Бутлерова «расширение области человеческого знания и понимания» (Бутлеров, 1889: 111), в которой непозволительно априорное отрицание, в частности, медиумических фактов, и потворствование гордому оплоту «научного “ignorabimus” (“знать не хотим”)» (Аксаков, 1910: 10), является лишь частным проявлением глобального научно-культурного дискурса о природе человека, бурно развернувшегося в XIX столетии. Вопреки популярному в нынешнем веке отношению к медиумизму и спиритизму как выражению мистической реакции на научную рациональность и другие аспекты «современности» в XIX веке, существует класс актуальных исторических исследований, описывающих медиумизм и сопутствующие ему явления как неотъемлемую часть процесса модернизации (Lamont, 2007). «Я веду речь, писал, напр., покойный Бутлеров в прошлом году, о внетелесном продолжающемся существовании человека, – о человеке как звене духовного мира, вера в существование которого была почти потеряна интеллигентным большинством, а теперь начинает возвращаться к нам снова, твердо опираясь на реальное знание» (Буткевич, 1887: 104). Отмечая ценность медиумических опытов для возрождения и установления твердых представлений о сверхчувственном психическом мире через раскрытие вопроса о психической природе человека, А.М. Бутлеров, как и А.Н. Аксаков, видит проблему конечного смысла мироздания разрешимой посредством истин медиумизма. Вместе с расширением науки ревнители медиумизма берутся рассуждать о расширении мира, в котором сознательное «Я» приобретает независимую форму существования за пределами чувственного познания. Психическая форма бытия, открывающаяся через медиумические явления, представала для А.Н. Аксакова и А.М. Бутлерова фундаментальным элементом в их спекулятивных поисках и попытках раскрыть глубоко тревожащие их сознание тайны жизни.