Тема самоубийства является одной из самых непростых в истории этико-юридической мысли России. Являясь нежеланным, нравственно ошибочным событием в русском культурном самосознании, ориентированном преимущественно христиански, самоубийство и в области философских исследований представало как нечто редкое. Русские мыслители приступали к этой теме чаще исходя из ее социальной злободневности, нежели из онтологических соображений[1]. В истории русской философии специальное внимание на проблемы самоубийства обращали А.Н. Радищев, Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев и др. (см.: Уваров, 2015: 29). Особенно стимулировали исследования этой темы социальные «волны» самоубийств в конце XIX – начале XX века. А.Ф. Кони и Н.А. Бердяев в своих размышлениях о самоубийствах используют понятие «эпидемия» (Кони, 1967; Бердяев, 1931); при этом Кони уникальным образом обращает внимание на самоубийства в социально активном слое – среди русской молодежи, что придает его философии суицида особую познавательную значимость[2].

В классической работе Э. Дюркгейма есть довольно резкое общее суждение, в котором утверждается, что «каждое общество в известный исторический момент имеет определенную склонность к самоубийству» (Дюркгейм, 1994: 17). В каждой социальной группе есть определенная, специфическая склонность к самоубийству, которая не объясняется ни биолого-физиологическими характеристиками состояния людей, ни физическими характеристиками среды, в которой они находятся. Исходя из этого, Дюркгейм заключает, что появление все новых волн самоубийств в обществах должно быть обусловлено адекватными социальными причинами.

Обращаясь к историческим исследованиям самоубийств как русского общественного явления, можно видеть, что концептуализация их волнообразности, или «эпидемичности», также отнюдь не безосновательна. В.Б. Безгин, разбирая вопросы, связанные с проявлением различных социальных девиаций конца XIX – начала XX века, приводит данные архивных источников (преимущественно полицейских отчетов), отражающих проблему ювенального суицида этого периода, способы совершения и гендерные особенности самоубийств, факторы, которые провоцировали самоубийства, и т. д. (Безгин, 2016: 198). На основе анализа архивных документов и статистических данных В.Б. Безгин заключает, что в городе самоубийство – более частое явление, чем в деревне. Он связывает это, в первую очередь, с изменением уклада жизни и активной модернизацией, явлениями, которыми она сопровождалась (изменения в привычном образе жизни аграрного общества, кризис патриархальной семьи, падение степени религиозности и т. д. (Безгин, 2016: 198)). Данные факторы рождали определенную атмосферу коллективного психоза, сопровождавшуюся чувством страха, отчаяния и т. п. Самой уязвимой социальной группой при этом оказывается молодежь, которая в силу возраста и отсутствия жизненного опыта не готова к такого рода жизненным испытаниям.

Между тем, А.Ф. Кони, трактуя социально-историческую эпидемию самоубийств, предлагает к анализу «выводы и наблюдения», сделанные им за время «судебной службы», – тем самым создавая особый прецедент этико-юридической герменевтики «самоубийства в законе и в жизни»[3].

«Черное крыло насильственной смерти от собственной руки все более и более развертывается над человечеством, привлекая под свою мрачную тень не только людей, по-видимому, обтерпевшихся в жизни, но и нежную юность, и тех, кто дожил до близкой уже могилы» (Кони, 1967: 454), – этими строками А.Ф. Кони начинает свое размышление о проблеме суицида. Следуя своей установке этико-юридического понимания, А.Ф. Кони начинает с эмпирического обзора проблемы, приводя количественные характеристики самоубийств в России и в зарубежных государствах. Сравнивая их, он не находит достаточных оснований для того, чтобы останавливаться при объяснении «триумфального шествия самоубийства» (Кони, 1967: 454) на факте роста душевных заболеваний. Большинство самоубийств совершались под воздействием гнетущих жизненных влияний (среди них стыд, страх, чувство вины или обиды, тоска по умершим близким и т. д.); никто не вправе причислять к сумасшедшим тех людей, которые оказались более чуткими и отзывчивыми на житейские условия, в которых они очутились. Возражает А.Ф. Кони и последователям современных ему уголовно-антропологических теорий, которые настаивают на наследственном факторе склонности к самоубийству, аргументируя это ничтожностью поводов, по которым люди лишали себя жизни. Зачастую это самое «ничтожное» событие становится лишь последней каплей «в переполненной житейскими страданиями чаше, заставляя перелиться ее содержание через край» (Кони, 1967: 457).

Замечая, что до середины XIX века суицид носил характер единичного поступка, не являясь неким общественным недугом, А.Ф. Кони выделяет несколько причин, способствовавших распространению эпидемии. Одной из них он признавал основывающееся на отсутствии внимания к духовному родству супругов и близоруком животном стремлении ослабление семьи и разрушение ее внутренних связей, гармонии семейных взаимоотношений. Согласно статистическим данным, которые приводит А.Ф. Кони, чаще всего добровольно уходили из жизни люди, потерявшие своего супруга, разведенные или просто одинокие.

Другим фактором, способствующим росту суицида, являются особенности общественно-политической жизни. Эти особенности заключаются, прежде всего, в «потере надежд после подъема общественного настроения» (Кони, 1967: 463) в эпоху реформ Александра II, сомнение в эффективности их дальнейшего продолжения и развития. Примечательно, что Э. Дюркгейм в своем исследовании приводил свидетельства Гельвеция о похожей ситуации во Франции в 1781 году: «Расстройство финансов и изменение конституции государства распространили всеобщее уныние. Многочисленные самоубийства в столице являются тому печальным доказательством» (Дюркгейм, 1994: 96). Относительно влияния политических процессов на ситуацию с самоубийствами в отдельно взятых государствах стоит отметить, что далеко не все негативные процессы в политической сфере способствуют увеличению количества самоубийств. Согласно выводам Э. Дюркгейма, во времена политических переворотов или войн процент самоубийств имеет тенденцию к снижению. В ситуации, описанной А.Ф. Кони, мы видим несколько иную обстановку в политической жизни общества – атмосферу особенного, крайнего нравственного упадка, именно нравственного отступления от политических идеалов, к которым стремились реформаторы.

Еще одним фактором, заслуживающим особого внимания, явилось обострение борьбы за существование, которую спровоцировали процессы модернизации. Развитие конкуренции за средства выживания вызвало «крайнюю нужду и безработицу, нередкую безвыходность положения и сознание бесплодности и беспросветности борьбы с подавляющими сторонами жизни» (Кони, 1967: 464). Этому способствовало и развитие городской среды в ущерб сельской, скученность населения в городах и, как следствие, нездоровая обстановка с отсутствием света и чистого воздуха. А.Ф. Кони приводит любопытный пример того, как внешняя обстановка с ее, в том числе, эстетическими компонентами влияет на психологическое состояние человека. В Петербурге – таков пример – появилась узкая улица, застроенная пятиэтажными домами. Особенностью этих домов являлось то, что в их квартиры нередко даже не проникал луч света, они представляли собой как бы тюрьмы, закрытые темные помещения, которые без сомнения оказывали воздействие на психику живущих в них людей. Однако квартиры пользовались большим спросом ввиду дешевизны. Именно эта улица (ранее Новая, позже переименованная в Пушкинскую) давала по Петербургу наибольшее количество самоубийств. Отягчающим фактором являлось качественное изменение вида труда, которым занимались люди, живущие там. Как правило, их труд был набором повторяющихся механических действий, исключал творческое, созидательное начало, заглушал в трудовой деятельности все живое. Завтрашний день для человека, жившего в таких условиях, являлся «тусклым и тревожным, а день настоящий» не давал «душевного удовлетворения» (Кони, 1967: 464).

Тревога, связанная с процессами модернизации, проявляется и в других работах А.Ф. Кони. В пока еще не опубликованной лекции об этике личного поведения он говорил о нравственно негативных процессах модернизации и технического прогресса. «Нравственно человек не только не стал лучше, не только не получил утешения в нравственной своей сфере, но и стал совершенно одиноким среди всего этого блеска электричества, острого движения, телеграфа и телефона. Он более одинок, чем был сто лет тому назад, потому что он не чувствует между собой и окружающими никакой нравственной связи или чувствует, но очень слабо»[4], – пишет А.Ф. Кони. Этот нравственный регресс также является одной из причин увеличения числа самоубийств в конце XIX – начале XX века.

Особенно обеспокоился А.Ф. Кони состоянием молодежи, призывал быть с нею осторожнее, «не отравлять юность». Определенную вину за рост числа самоубийств в конце XIX – начале XX века в молодежной среде А.Ф. Кони возлагал на кинематограф и печатное слово, проникнутые культом самоубийства и ответственные за общую атмосферу пессимизма (примечательно, что на один из конкурсов по присуждению Грибоедовской премии было представлено около ста драм и комедий, семнадцать из которых кончались самоубийством одного или двух действующих лиц (см.: Кони, 1967: 465)). В сохранившихся в архиве Пушкинского дома тезисах по вопросу о задачах религиозно-нравственного воспитания и образования А.Ф. Кони говорит, что «юноша вылетает в жизнь как плотно набитая ракета, поглощаемая окружающею пылью, и на землю (т. е. в действительную жизнь) падает выгоревшая оболочка»[5].

Одной из целей и задач нравственного воспитания А.Ф. Кони провозглашает необходимость учить молодежь ставить определенные цели и стремиться к ним, не отвлекаясь в сторону, не унывая и не падая духом, но приучая себя к спокойному перенесению неудач, к стойкости под ударами случайных обстоятельств. Воспитание воли в молодежи должно быть направлено на отвращение к самоубийству как «проявлению малодушия и трусости в борьбе с жизнью, в которой никто не имеет права претендовать на наслаждение, но каждый должен нести бремя»[6]. Проблема самоубийства в среде молодежи раскрывается А.Ф. Кони посредством анализа многих факторов; принимается во внимание ломка общего социального устройства, отсутствие воспитания твердости характера и готовности преодолевать жизненные трудности, жестокое отношение к детям в семьях, где детей воспитывают мачехи и отчимы и пр.

А.Ф. Кони много работал с предсмертными записками самоубийц, которые позволяют рассмотреть личность написавшего ее человека. Чаще всего эти записки были написаны в состоянии предсмертной отрешенности от жизни; «распространенным в них является постепенное и последовательно описание ощущений, которые испытывает человек (например, при отравлении ядом). В большинстве предсмертных писем отчетливо видно глубокое разочарование в жизни и смертельное уныние»[7] (Кони, 1967: 471).

Характерными опасными чертами самоубийств А.Ф. Кони признает коллективность, заразительность и повторяемость. Самоубийство – страшный недуг, который плотно проникает в корни человеческого общежития, как пишет А.Ф. Кони – «зловещее явление современного общежития» (Кони, 1967: 462), и Кони предлагает поистине философский способ борьбы с эпидемией самоубийств – основанный на одном из важнейших еще в древнегреческой традиции понятии заботы. «Надо уметь умереть для своего личного счастья – и дожить в деятельной заботе о других, и в этом найти истинное значение и действительную задачу жизни», – заключает А.Ф. Кони (Кони, 1967: 481), проявляя философскую чуткость к острейшим проблемам, которые охватили современное ему русское общество.

В трудах А.Ф. Кони нет метафизических высот и стремления выразить некую законодательную истину в последней инстанции. Высказываясь о проблеме самоубийства, А.Ф. Кони не руководствуется исключительно юридическими установками, а обращается к философским основаниям проблемы, затрагивая вопросы долга, свободы, морали, заботы о ближнем. А.Ф. Кони интересует практическая возможность решения проблемы самоубийства и остановка его «триумфального шествия». Само название его основной этико-юридической статьи «Самоубийство в законе и в жизни» указывает на определенное смысловое разделение явления самоубийства в юридической практике и в обычной жизни со всеми сопряженными нравственно-психологическими аспектами. Работа А.Ф. Кони, весьма проницательная в герменевтическом отношении, вполне оправданно может быть поставлена в ряд ключевых философских трудов, посвященных проблеме самоубийства в России конца XIX – начала XX века.