В творческой биографии философа русского зарубежья Григория Адольфовича Ландау (1877–1941) есть страница, которая еще недостаточно исследована, хотя представляет интерес не только для историков философии, но и для современных дискуссий в области философии права, философии политики и, что весьма неожиданно, философии науки. Речь идет о его полемике с Львом Иосифовичем Петражицким по поводу «политики права». Обращаясь к биографии Г.А. Ландау, мы обращаем внимание на то, что при поступлении в университет он неслучайно выбрал естественное отделение физико-математического факультета[1]. Этот выбор фактически свидетельствует о значительных логико-математических способностях Ландау, которые проявились впоследствии в его трудах (зачастую он превращал рассуждения о действительности в логически отвлеченные словесные формулы[2], схематизировал реальность и формулировал мысли в виде парадоксов). Но математика не давала Ландау главного: ощущения того, что эти формулы существуют не сами по себе, но творятся человеком и для человека. Он, вслед за отцом, Адольфом Ефимовичем Ландау, выбирает науку юриспруденцию, которая практически вся состоит из формальных положений и долженствований, но при этом имеет ярко выраженную практическую направленность. На юридическом факультете он встречается с Л.И. Петражицким, который оказал на него существенное влияние в рамках Юридического кружка (Крейд, 2007: 293). По свидетельству Н.Н. Шульговского, Ландау не просто посещал кружок, но входил в группу его основателей наряду с К.Ю. Купаловым, Я.Г. Фрумкиным, А.Ю. Блохом и др. Весной 1900 года они решили «объединиться и положить основание постоянному общению студентов на почве философии права, образовав кружок с определенной организацией» (Шульговский, 1910: 6). Руководителем кружка стал Л.И. Петражицкий, чьи философско-правовые идеи стали предметом содержательных обсуждений среди членов кружка и других студентов. В. Крейд отмечает, что «участвуя в семинаре профессора Петражицкого, Г. Ландау работал над сочинением об этапах эволюции мышления» (Крейд, 2007: 293). По всей видимости, именно тогда начала формироваться его формально-конструктивная концепция систематической философологии (Гурин, 2014). Несмотря на то что Ландау недолго посещал кружок, он посвятил учению Петражицкого внушительного размера статью под названием «О политике права (К истории прикладных наук)», которая вышла в двух книгах «Вестника права» в 1906 году^[3].

В первом же абзаце Ландау ставит вопрос, напрямую связанный с социокультурными истоками важнейшего полемического учения Петражицкого о «политике права»: почему оно так заинтересовало немецких ученых и прошло незамеченным в России? Действительно, «появившись в немецкой литературе в связи с критикой проекта германского гражданского уложения, оно обратило на себя в немецкой юриспруденции всеобщее внимание» (Ландау, 1906: 1)[4]. Ландау имеет в виду сочинение Петражицкого “Die Lehre vom Einkommen” («Учение о доходе») (Petražicki, 1893), где формулируется «требование» о создании новой науки в правоведении, политики права. «Как раз в то время в Германии происходило обсуждение нового проекта Гражданского уложения. Петражицкий в своих сочинениях отвел большое место рассмотрению этого проекта, причем указал, что многие проектируемые нормы не только не представляют собою прогресса сравнительно с соответствующими положениями римского права, но, наоборот, являются шагом назад в смысле ухудшения с научно-правнополитической точки зрения тех мотивов человеческой деятельности, которые создаются этими нормами при их применении в жизни. Критика Петражицкого, как сообщает между прочим Leonhard в своем сочинении “Die Vollendung des Deutshen bürgerlichen Gesetzbuches”, вызвала сенсацию в ученых и парламентских сферах Германии, и некоторые положения нового проекта были просмотрены и исправлены благодаря указаниям молодого ученого» (Шульговский, 1910: 12). И далее Петражицкий обосновывал мысль о том, что введение новых законодательных реформ во многом зависит от психологических характеристик не только правителя, но и того общества, в котором он находится и которым управляет. Иначе говоря, в основе правовых действий законодателя лежит психология народа, он должен учитывать «психическое влияние права на поведение человека и развитие человеческого характера. Право в руках законодателя – могучий фактор в жизни народа, им создается распределение благ в экономической жизни страны и укрепляются те или иные мотивы человеческих поступков. От характера права зависит в существенных чертах развитие народного хозяйства и народная этика. Поэтому законодатель должен иметь в виду соответственные задачи. Последнее возможно лишь тогда, когда в его распоряжении находятся точные научные выводы о влиянии права на человеческую психику, достигнуть же этого нельзя без особой специальной науки практического характера. Этой наукой и должна быть политика права» (Шульговский, 1910: 13).

Но в России концепция Петражицкого, по мнению Ландау, «как-то незаметно перешла в область подразумеваемого» (Ландау, 1906: 1), хотя далее он показывает, что она вызвала интерес со стороны философов естественного права. Ландау тщательно реконструирует позицию Петражицкого, воспроизводя его аргументы в пользу учения о «политике права». Ландау справедливо указывает, что в разрабатываемом Петражицким учении теория противопоставляется политике: «Теория – изучает то, что есть, политика – что должно быть» (Ландау, 1906: 5). И потому теорию он называет онтологией, а политику – деонтологией (т. е. она оценивает предметность, руководствуясь ее соответствием или несоответствием определенным правилам (Максимов, 2000)). Исходя из этого различения, Ландау доказывает, что «политика права» есть наука о праве «как средстве, долженствующем осуществить искомую (общественную) цель» (Ландау, 1906: 4)[5]. Именно эта формулировка, полагает он, отличает учение Петражицкого от позиции сторонников естественного права, которые сводят политику к «критике действующего права с точки зрения нравственных постулатов» (Там же). И далее, он последовательно проводит мысль о том, что Петражицкий был далек от рассмотрения правовых норм как соответствующих этическим или логическим (внешним) критериям, для него было важно, чтобы они стали средством достижения социального идеала[6] (в этом, кстати, и отличие учения Петражицкого от концепции Штаммлера).

Заметим, что стиль изложения Ландау аналитичен, он движется по мысли Петражицкого, последовательно структурируя его концептуальные основания и выделяя в политике права три области, которые могли бы рассматриваться как специфические предметные сферы политики права: «существо и идеал права», «психика индивида и общества», «методология политики» (Ландау, 1906: 8). При этом он показывает, что политика права – это не самостоятельная наука, но проблемная область, поскольку Петражицкий положил в ее основание любовь. Ландау не соглашается с таким выводом Петражицкого, поскольку считает, что любовь субъективна и не может дать политике права общезначимости. «Отбросив все, что включается в понятие любви и явно к нашей теме не имеет отношения, мы все же увидим перед собой весьма расплывчатый, неясный и изменчивый комплекс эмоций» (Ландау, 1906: 32). И как разнообразна любовь, так и политика права, построенная на ее основах, не сможет прийти к искомому научному единству[7]. «Итак, политика имеет тот же объект исследования, что и теория; только изучает его не систематически и с определенной целью переведения получаемых положений в нормативные, в каком виде они являются уже не общеобязательными» (Ландау, 1906: 72). Ландау приходит к выводу о том, что политика права является прикладной наукой, она нацелена на конкретный результат, а не на поиск закономерностей, не на расширение знаний о мире. Политика права может решать конкретные задачи, основываясь на достижениях фундаментальных наук. И этот факт, по мнению Ландау, роднит ее с такими (прикладными) областями знания, как техника, медицина, педагогика (читай, управление). «Технология есть политика обращения с природой, как политика есть социальная технология. Терапия есть политика здоровья, как политика – терапия и гигиена общественности» (Ландау, 1906: 94). Эта мысль Ландау не потеряла актуальности и сегодня; особенно ее важно осмыслить в рамках методологии политологии, которая так же, как и политика права, является прикладной областью знания.

Таким образом, Ландау анализирует сферу политической культуры (сферу ее правового регулирования). Да, его интерес к этой тематике можно объяснить его юридическим образованием и общением с Петражицким в Юридическом кружке. Но именно аналитические способности, внутренняя логичность мышления формируют его неповторимый «неформально-логический» стиль работы с текстами Петражицкого. Как уже отмечали исследователи его трудов: «Ландау имел вкус к парадоксальному мышлению и обладал способностью видеть обычные вещи в неожиданном свете: он умел элегантной перестановкой акцентов обновить какой-нибудь изрядно подзатертый философский сюжет, дать ему вторую жизнь. Человек исключительно ясного ума, он тонко чувствовал русский язык» (Повилайтис, 2011: 102). Этот стиль мы также сможем наблюдать и в более поздних его работах, где он будет рассматривать культуру как саморазвертывающуюся систему преодоления зла.