В современном мире все более заметным становится общественный интерес к осмыслению собственного прошлого. Историко-культурная память является фактором, определяющим характер коллективных представлений о прошлом, оценку нынешних событий и видение стратегии будущего развития общества. В России этот феномен также находит выражение во многих общественных сферах: в политической – как предмет государственной политики, фактор конструирования политической нации, предпосылка межэтнической и межнациональной интеграции или конфликтов, средство ретрансляции ценностей политической культуры; в социальной – как элемент общественного сознания, инструмент формирования национальной идентичности, общественной консолидации; в культурной – память и мемориализация как инструменты сохранения и передачи культурного опыта сообщества.

Память – сложный психический процесс, связывающий в единую последовательную цепь результаты прошлой, настоящей и будущей человеческой деятельности. Что именно и как мы помним, стало предметом интенсивного научного поиска со второй половины ХХ века. Проблематика исследования историко-культурной памяти связана с конструкцией и реконструкцией воспоминаний, а также с динамическими социальными, политическими и культурными дискуссиями, имеющими целью переосмысление исторического прошлого.

Амбивалентность функционирования феномена историко-культурной памяти в современном обществе обусловлена, с одной стороны, вызовами глобализации, сопровождающейся нивелированием традиций и культурных особенностей сообществ, а с другой – оживлением интереса к прошлому, использованием его индустрией наследия в коммерческих целях.

Внимание ученых к проблематике памяти стимулирует разноплановые исследования ее понятийного тезауруса, в частности исторической, культурной, коллективной, общественной, коммуникативной памяти, политики и индустрии памяти. В последние годы проблематика историко-культурной памяти широко артикулируется в общественном и научном дискурсе России и зарубежных стран. Ряд исследований посвящены этой проблеме, в частности А. Ассман, Я. Ассмана, Х. Вельцера, О.Ю. Малиновой, Е.Ю. Мелешкиной, Л.П. Репиной, Ю.А. Сафроновой, М. Хальбвакса, П. Хаттона и других авторов. Они рассматривают вопросы конфликтности памяти в современной России и мире, анализируют трансформацию символического пространства и исторической памяти города, политику памяти на национальном и локальном уровнях. В то же время целесообразно отметить, что связь исторической памяти с фундаментальными ценностями демократии, правами человека в мультикультурном ареале еще недостаточно отражены в научных исследованиях.

В связи с обозначенными взаимосвязями возникает необходимость выяснить роль культурной памяти в период демократической трансформации России в качестве посредника нового общественного нарратива прошлого, которое интегрировало бы различные варианты и перспективы будущего развития российского общества. Важно при этом сосредоточить внимание на феномене историко-культурной памяти в процессе конструирования идентичности личности, в ее связи с теорией прав человека, послужившей индикатором демократических перемен. Вследствие мощного социально-экономического развития России и всего развитого мира в последние десятилетия и существенных изменений в условиях жизни людей, акцент в культурной сфере смещается от коллектива и дисциплины к свободе личности и самовыражения, от групповой нормы к индивидуальному многообразию. Утверждение ценностей самовыражения превращает модернизацию в процесс человеческого развития, формируя общество, центральное место в котором занимают люди.

Трансформационные и модернизационные процессы влияют на изменения в мировоззрении и отношениях людей, а в критические периоды сопровождаются процессами культурной неопределенности, пересмотра предыдущих культурных норм. Современный политический ландшафт России претерпевает решающие изменения с помощью ряда новых инструментов и институтов, имеющих целью преодолеть наследие тоталитарного прошлого. Утверждение прав человека международным сообществом обеспечило условия для таких изменений. «Страны, которые пережили грубую диктатуру и кровавые геноциды, положили конец преследованиям, насилию, эксплуатации для того, чтобы восстановить новые отношения между победителями и побежденными, преступниками и жертвами на пути к интегрированному обществу» (Assmann, Shortt, 2012: 30).

В западном мире, как отмечает Дж. Гиллис, история памяти прошла три фазы: донациональную (вторая половина XVIII в.), национальную (с момента революций в Америке и Франции – до 1960 г.) и современную, постнациональную. Но трансформационный опыт посткоммунистических стран Центральной и Восточной Европы частично противоречит такой схеме. После распада Советского Союза «эти страны оказались в меняющемся мире формирования транснациональных и глобалистских образований, и были вынуждены не только радикально менять свой социальный и экономический уклад, но и пытаться снова воссоздать национальную идентичность» (Gillis, 1994: 85).

Историко-культурная память реализует свой потенциал, когда люди объединяются, трансформируя репрезентации прошлого в позитивные изменения общественного развития. Общественные нарративы о страданиях и несправедливости имеют большое моральное значение. В то же время коллективная память становится общественной при условии ее использования в процессе формирования, конструирования идентичности личности. Итак, историко-культурная память объединяет различные группы людей, предлагая ощущение принадлежности к определенному сообществу, сообщая людям, кто они есть, формируя смыслы прошлого.

М. Хальбвакс в своих социокультурных исследованиях развил идею коллективной памяти, ее образов и форм, которые формируются социальными группами и обществами в пределах специфической социальной структуры. Согласно М. Хальбваксу, «память о прошлом каждого индивида является общественно опосредованной и тесно связанной с группой, к которой он принадлежит. Социокультурное измерение имеют также личные воспоминания людей, поскольку они выражены в межличностной коммуникации» (Хальбвакс, 2007: 34). Анализируя связь между правами человека и памятью, М. Хальбвакс подчеркивает важность гражданского общества, а не государства. Ученый утверждает, что «гражданское общество связано в ассоциации, которые рассказывают о том, что они делают и кто они есть. Различия коллективной памяти разных сообществ определяются нарративами, где они моделируют свое прошлое. С изменением сообщества происходят изменения и в рассказе о его прошлом и идентичности» (Хальбвакс, 2007: 59). Следовательно, общественная среда ограничивает и упорядочивает воспоминания о прошлом в пространстве и времени, выступая одновременно источником как самих воспоминаний, так и понятий, с помощью которых они фиксируются.

Обоснование теории культурной памяти, основанной на семиотической идее культурной объективации, отражено в работах немецких исследователей Аляйды Ассман и Яна Ассмана. В частности, Я. Ассман в понятии коллективной памяти различает «коммуникативную и культурную память» (Ассман, 2004: 59). Коммуникативная память – представление о прошлом, которое передается по каналам ежедневной коммуникации и формируется в процессах повседневного неформального общения нескольких поколений живых членов сообщества. Я. Ассман утверждает, что «в эту память общество вписывает само себя с помощью всех своих норм и ценностей, тем самым формируя общественное сознание» (Ассман, 2004: 38). Культурная память обеспечивает связь между поколениями определенной общности и является следствием существования многочисленных средств хранения информации о своем прошлом опыте, который социум использует для сохранения общей идентичности. «Культурная память охватывает совокупность репрезентаций, конструктов и форм прошлого, связывающих историю, культуру и общество» (Ассман, 2004: 49-50). Личные воспоминания являются виртуальными, пока они не материализуются в словах и изображениях для дальнейшего представления. Коллективная память производится через опосредованное представление прошлого, которое охватывает выборочное, организованное, упрощенное, сомнительное включение и выключение информации (Ассман, 2012; Ассман, 2004; Araújo, 2012; Nora, 1989).

Итак, запоминание и забвение являются выборочными процессами. Не только прошлое действует и влияет на современное общество, но и его репрезентация, представление о нем и представление исторических событий создаются и распространяются в обществе в пределах специфических культурных маркеров и политического контекста. Общие представления об историческом прошлом, коллективная историческая память является основой интеграции и консолидации общества. Таким образом, историческая память – это коллективное представление о прошлом, фундамент национальной идентичности. То, что мы считаем реальностью, на самом деле – результат действия интерпретации. Это свидетельствует о том, что связь между прошлым и настоящим является изменчивой, открытой и неограниченной в пространстве и времени. Исследователи единодушны во мнении, что память в современном обществе используется как инструмент политических и культурных технологий конструирования, архивирования и осмысления прошлого (Ассман, 2012; Ассман, 2004; Хальбвакс, 2007; Assmann, Shortt, 2012). Каждое сообщество имеет свою историческую память, которая отличает его от других сообществ. В то же время Раса Чепайтене подчеркивает, что «в процессе формирования, консолидации или сохранения определенного типа идентичности используются те или иные, чаще всего стереотипные, источники традиции, коллективной памяти или культурного наследия» (Чепайтене, 2012: 82).

Память является гибкой, она играет важную роль в процессе политической трансформации общества. Ученые подчеркивают субъективность категории памяти. Среди адаптационных свойств памяти – «ее ненадежность, способность к удержанию и предотвращению, готовности заменить старую информацию новой» (Andersen, Törnquist-Plewa, 2016: 52). Разнородные и неоднородные воспоминания могут сосуществовать на личностном уровне, но это происходит и на общественном уровне. Некоторые воспоминания могут сосуществовать или взаимодействовать, а другие находятся в состоянии диссонанса, несогласия, противодействия. В частности, Андреас Гуссен утверждает о взаимосвязи процессов памятования и забвения. Каждое действие памяти, индивидуальной или коллективной, всегда привлекает выборочную, частичную, или, иначе говоря, предвзятую формы забвения. Иногда и короткая фаза забвения может привести к поиску исторической памяти. Поскольку памятование всегда взаимодействует с забвением, не может быть его полного и четкого закрытия. Итак, «файл памяти никогда не закрывается, он частично открыт и обладает способностью к реконструкции в новые действия памятования» (Huyssen, 2003: 37).

Политический, правовой, социальный и культурный процессы переходного периода – это процессы, которые еще не завершились и приобрели характер непрогнозируемых. Время как важный фактор изменений может повлиять на превращение памяти в небытие, если не предприняты никакие меры, чтобы противодействовать этому. Зато отдельные индивиды, сообщества и государство всегда имеют выбор, когда, как, и какие события прошлого помнить или забыть. После политических изменений новая политическая или государственная структура, образованная для реконструкции и репрезентации исторического прошлого, может столкнуться с другими имеющимися формами памяти в публичном пространстве. «Индивидуальные воспоминания нелегко переписать, и семейные истории нередко сохраняются целыми поколениями благодаря устной истории. Эти памяти могут сосуществовать или не могут быть совместимыми с официальным нарративами, конструированными вследствие травматических событий» (Assmann, Shortt, 2012: 60).

Коллективная память характеризуется непрерывностью, «она не является однородной, а конфликтной, скорее напоминает мозаику, состоящую из разных зон, частей, способов, благодаря которым прошлое помнится индивидами и группами» (Araújo, 2012: 90). Поскольку оба процесса запоминания и забвения всегда выборочные, «искренние намерения преодолеть враждебные или подозрительные настроения зависят от настоящего согласия не помнить все, а публично обсуждать, какие из проблемных вопросов необходимо решить» (Assmann, Shortt, 2012: 78). Эта мысль является важной в контексте анализа проблем современных русско-восточных отношений.

В обществах, отмеченных драматическими событиями, в которых трансмиссия опыта прошлого была прервана, коллективная память является основой для формирования исторической памяти. «Этот процесс известен как мемориализация и может быть выкристаллизован в более постоянных формах, включая музеи, памятники и мемориалы» (Araújo, 2012: 7). Французский историк П. Нора, автор концепции «мест памяти», утверждал, что шаг от места поколений к памятному месту и месту воспоминаний, сопровождается разрывом, разрушением границ культурных значений и общественных контекстов. Модерность приводит к постоянному изменению жизненного мира, а также к увеличению количества музеев и мест воспоминаний. «Мы переживаем момент перехода, когда сознание раскола с прошлым идет рядом с чувством разрыва памяти и, одновременно, с моментом, когда этот разрыв высвобождает так много памяти, что возникает вопрос о ее воплощении» (Nora, 1989: 12).

Память нации выражается в историческом ландшафте своих мест воспоминаний. Любое место воспоминаний, по мнению А. Ассман, «является переплетением пространства и времени, присутствующего с отсутствующим, реального настоящего с историческим прошлым. Место же может быть субъектом и носителем воспоминаний, ведь память места значительно выходит за пределы человеческой памяти» (Ассман, 2012: 355). Исследовательница различает памятные и болевые точки истории. Памятные места – это места, в которых происходили события, которые становятся образцом или примером и приобретают в мифической, национальной и исторической памяти выдающийся статус. Они незабываемые в той степени, в которой закрепляются определенной группой в положительных и обязывающих воспоминаниях. «Болевые точки отличаются от памятных тем, что они блокируют положительное смыслообразование» (Ассман, 2012: 355-357).

Характеризуя Европу как память земли или совокупность памяти земель, исследователи рассматривают комплекс путей переживания и памятование прошлого в европейских странах, которые представляют не определенную статическую форму, а скорее канву противоречивых тенденций и событий. По их мнению, европейская память характеризуется определенными изменениями, а также напряжениями и амбивалентностью, которые отражаются в ее мемориализации (см.: Macdonald, 2013: 98). Ш. Макдоналд вводит в тезаурус понятийного аппарата проблематики исследования термин «комплекс памяти», включающий взаимодействие трех важных компонентов – памяти, наследия, идентичности (см.: Macdonald, 2013: 100). Комплекс памяти исследовательница рассматривает как совокупность практик, воздействий и физических объектов, включая такие части, как мемориальные услуги, ностальгию и исторические артефакты. Места памяти являются носителями прошлого благодаря историческим нарративам, а их исторический смысл легитимируется с помощью таких форм мемориализации, как выставки, книги о местной истории и мемориальные таблицы. По мнению исследовательницы, такая историческая тематизация – представление места исторического прошлого через набор общедоступных воспоминаний, «имеет целью формирование у личности идентичности, чувство принадлежности к определенному сообществу и его историческому прошлому, актуализируется благодаря историческому нарративу в местах памяти» (Macdonald, 2013: 103).

Исследователи отмечают динамичный характер понятий «идентичность», «память» и указывают на существование преимущественно определенных конструкций и репрезентаций реальности, а не самой реальности. Следовательно, это скорее субъективное, а не объективное явление (см.: Чепайтене, 2012; Gillis, 1994). Медиасобытия также помогают изменить воспоминания и трансформировать общество, «а также синхронизировать общественные интересы и гомогенизировать коллективную память» (Assmann, Shortt, 2012: 51). Представление об общем прошлом, общественный нарратив как интерпретация официального исторического дискурса, в основном транслирующаяся с помощью медиа, являются мощным средством в конструировании и реконструировании индивидуальной и коллективной памяти.

В заключение можем сделать следующие выводы:

- историко-культурная память основывается на системе ценностей, функционирующей в определенной культуре, а места памяти определяют направления идентичности личности;

- формирование позитивного отношения к общечеловеческим ценностям предполагает признание универсальности основных прав человека, уважение к человеческому достоинству и свободе, уважение разнообразия, осознание важности диалога в демократическом обществе, солидарность, отрицание ксенофобии и дискриминации;

- признание приоритета прав человека, человеческого достоинства позволяет сформировать ценностное отношение личности к памяти и воспоминаниям разных индивидов и сообществ, готовность к трансляции ценностей и опыта прошлого другим членам общества;

- обеспечивая возможности членам сообщества исследования путей формирования различных идентичностей, культурного наследия, ценностей и моделей поведения людей в прошлом, историко-культурная память в демократическом обществе может производить новые социальные границы деятельности.