Вступительные замечания

Исследование и восстановление оснований философии Н.Н. Страхова, русского мыслителя, активного и долговременного участника сферы междисциплинарного разговора XIX в., далеки от завершения. Мы не располагаем покамест академической биографией мыслителя, в которых эти основания характеризовались бы со сколько-нибудь ясной научно- или историко-философской определенностью; немногочисленны и общие отправные пункты, которые позволили бы интенсифицировать исследования. Репутация «настоящего энциклопедиста» (Зеньковский, 1991: 216) и «всепонимающего философа» (Григорьев, 1990: 421), умного собеседника или стойкого оппонента А.А. Григорьева, Ф.М. Достоевского, Н.Я. Данилевского, Л.Н. Толстого, П.Д. Юркевича, К.Н. Леонтьева, В.С. Соловьёва, В.В. Розанова и других мало что прибавляет; все еще нет академических, современных переизданий его трудов, и под спудом некоторые важные архивные материалы, к числу которых относятся объемистые студенческие конспекты Н.Н. Страхова, сохраняемые в Рукописном отделе Пушкинского дома – Института русской литературы Российской Академии наук (фонд 287, № 18).

В публикуемом ниже фрагменте – вступительная часть записей лекций по философии (листы 2-5). Записи выполнены рукою Н.Н. Страхова, черными чернилами, на нелинованной бумаге тетрадного размера; имеют вид беловой переписи, отчетливы, неспешны, с минимальными правками. Лекция была записана в 1849 году, в то время, когда Страхов был студентом Главного педагогического института в Санкт-Петербурге. В конспекте не указан лектор, однако с высокой степенью вероятности можно предположить, что им был Адам Андреевич Фишер (1799 – 4(16) мая 1861), который в 1849 г., судя по всем косвенным данным, был единственным профессором, кто читал курс философии студентам Главного педагогического института (Пятидесятилетие, 1886: 5-7; Григорьев, 1870: 137-139 и др.). Мало что указывает на А.А. Фишера как на мыслителя абстрактно-доктринального склада; его труды проникнуты, скорее, универсалистскими настроениями, ценностно насыщены^[1]. Показательны в этом отношении его речь 1832 г. «О ходе образования в России и об участии, какое должна принимать в нем философия» (Фишер, 1835: 28-68), опубликованная в 1845 году «Вступительная лекция теоретической философии» (Фишер, 1845: 1-28) и ее отдельная часть – статья «О сущности философии и отношении ее к положительному авторитету» (Фишер, 1845: 98-129).

В речи 1832 г., вполне респектабельной, – она печаталась в Журнале министерства народного просвещения (ЖМНП) по предложению попечителя санкт-петербургского учебного округа, сделанному Совету университета (По предложению, 1832), – Фишер говорил о предназначении философии и как полномочный представитель русской образовательной элиты, профессор университета, которому в 1832 г. поручалась кафедра философии в университете (Представление, 1832), и как вполне причастный новоевропейскому образованию иностранец, выпускник Кремсмюнстерского иезуитского лицея (1816) и Венского университета (1819), прибывший в Россию в 1820-х гг. и в 1832 г. приглашенный С.С. Уваровым в Главный Педагогический институт (см., напр.: Сидорчук, Малинов). В речи его сказывалась некая особенная, практическая хватка: добротность философского мышления новейшего европейского закала (критического и глубинно антропологического, ориентированного на мистические глубины познавательного целого) и российская восприимчивость к европейским переменам, увлечение непривычным И. Кантом, И.-Г. Фихте, как, впрочем, и привычной древностью философии Платона и, соотносительно, Аристотеля. Вопрос о пользе философии в России первой половины XIX в. был полемически раскаленным, как вопрос о предельно допустимом в университетском образовании – границах его нацеленности на всеобщее, и этому вопросу речь А.А. Фишера соответствовала.

Самые общие и стилистически яркие в ней места – те, в которых утверждается «происхождение Философии, которой начало творящее – Разум, цель конечная – Безусловное» (Фишер, 1835: 49) (ср.: «Только ценою разума можно похитить у людей Философию, ибо она – развитие разума» (Фишер, 1835: 49)). Начиная с некоторого обособления русского, возвышенного опыта переживания философии как всецело насущной, Фишер обращает внимание на то, что философское образование в России было не центростремительным, от периферии частных интересов к общепризнанности, как это в Европе, а напротив – возникало и развивалось благодаря государственному попечению о нем, просветительскими усилиями русских монархов XVIII – начала XIX вв. Основоположник такого отношения к философии в России, как указывает А.А. Фишер, – Петр I, деятельный, могучий реформатор и «человек в высшем, благороднейшем значении этого слова» (Фишер, 1835: 34): «Гений, в высшей степени практический, которого, конечно, нельзя обвинять в пристрастии к тонкостям схоластическим, знаменитый Преобразователь России, не почитал Философских наук излишними для народа, желающего утвердить национальное просвещение свое на прочных основаниях. С живейшим удовольствием читаем мы на первой странице газеты, напечатанной по повелению и под покровительством великого Монарха, следующие строки: "Повелением Его Величества Московские Школы умножаются, и 45 человек слушают Философию, и уже Диалектику окончили”» (Фишер, 1835: 61). Таким образом, «Философия с самого начала включена была в число Наук, долженствующих разлить волны благотворного света на возрожденную Россию» (Фишер, 1835: 61).

Риторически весьма продуманная, насыщенная разного рода аргументами, нешаблонными метафорами, в меру аллегоричная, не чурающаяся кванторов всеобщности и удерживающая хрию в качестве основной риторически мерной формы, речь А.А. Фишера в историко-философском отношении адресуется к авторитетам Р. Декарта, И. Канта и, неявно, И.-Г. Фихте. Ни одно из обращений к авторитетам не обходится без их диалектического обращения к ценностно-антропологическому единству философии – «озаряющему нас лучу божественного света, обыкновенно называемого разумом» (Фишер, 1835: 44).

«Утилитарии лишают доверия Философию» (51), но ее породила «существенная выгода истины» (Фишер, 1835: 49), которая никогда не является вне и помимо человека. «Несовершенство Философии и бессилие ее – разрешить удовлетворительным образом все вопросы» (Фишер, 1835: 51) означает только необходимость сосредоточиться на существенном для человека и его познавательного опыта; «проявляя выдержку, поднимаясь с одного уступа на другой», «Философ… непрестанно отдает себе отчет во всем им утверждаемом, и идеал его состоит в том, чтоб, с помощью познаний разумения, построить систему истин, сколь возможно тесно связанных между собою, всеобщих, необходимых, и потому не подверженных никакому сомнению, построить, одним словом, Науку, которая бы, совмещая в себе начала всех отдельных Наук, обнимала таким образом всю вселенную и представляла нам решение загадочного ее существования. И так важнейшие вопросы, которые, по неизмеримому влиянию, производимому разрешением их на судьбу человеческого рода, занимают его бесконечно более, чем все прочие, – вопросы о бытии Бога и об отношении Его к миру, о природе души нашей, о свободе ее и бессмертии, о законах, коими должны управляться действия человеческие, о сущности вещества и его отношении к духу, о достоверности в человеческих познаниях, и другие, не менее важные, были всегда исключительным предметом Философии» (Фишер, 1835: 50). Дисциплинарную структуру таким образом понимаемой предметности философских исследований образуют логика, метафизика и этика, но именно в диалектико-поисковом, извечно-антропологическом (или, как предпочитали говорить в XIX в. и как пишет А.А. Фишер, «психологическом») ключе. Этим ценна и «психологическая метода, введенная Декартом» ((Фишер, 1835: 52), – так понимаемая, она дает философии «неколебимую точку опоры, основание, коего прочность неоспорима, ибо если рассматривать эту методу во всех подробностях, выйдет, что она служит опорою всем прочим Наукам» (Фишер, 1835: 52; ср.: Фишер, 1839; Фишер, 1840).

Дело не идет о некотором идеологическом культе всеобщего в философии, что бы под ним не понимать; телеология всеобщего, по мысли Фишера, диалектична и критична. Положительно «строгая и глубокая Критика, коею обессмертил себя Кенигсбергский философ, умерила преувеличенные требования Метафизиков»; при этом «собственно Философия не страдала… она все более утверждалась в своих законных владениях, и наследование человеческого Я – оси, на которой вращается Новейшая Философия, сообщив ей характер субъективности, привело в большую ясность права, на основании коих она должна быть почитаема царицею Наук, основною Наукою. С другой стороны, назначение пределов, коими ограничивается круг действий нашего ума – предмет, коим Критическая Школа занималась глубже и с большим успехом, чем все Школы, ей предшествовавшие, должно внушить Философии искреннее и просвещенное смирение, не только примиряющее с Христианскою Верою, от которой она по гордости отделилась было, но дающее ей лестную возможность содействовать возвышению торжества Божественного Откровения» (Фишер, 1835: 52-53).

Собственно, таковы основные элементы философско-педагогического кредо А.А. Фишера, изложенного им в речи 1832 г., – «таков дух философского учения, преподаваемого в Университете нашем. Да возможет пылкое к образованию юношество, притекающее в сие святилище Наук, быть проникнуто этим духом» (Фишер, 1835: 68).

Прошло немного времени, и А.А. Фишер приумножил свой статус – к профессорской должности в Санкт-Петербургском университете прибавилась должность профессора философии в Санкт-Петербургской Духовной Академии (О поручении, 1843); Фишер, вдобавок, стал директором петербургской Ларинской гимназии (со дня ее основания в 1836 г. (Об учреждении, 1836), в 1840-41 гг. был награжден орденом Св. Станислава 2-й степени (Дело о награждении, 1840-1841) и т.д. В работах 1845 года можно наблюдать, насколько ценностно обстоятельным, адресованным ко всеобщему и все более личностно отзывчивым становится философское кредо профессора, влиявшего на студентов, успевших слушать философский курс перед временным ограничением его преподавания в университетах только логикой и психологией 22 июня 1850 г. (Об ограничении преподавания философии, 2017: 460).^[2]

Теоретическая философия в его представлении, – это прежде всего испытание многообразием различных точек зрения: «с занятием Философиею начинается новый период духовной жизни: в нем представляются вам новые точки зрения, откроются новые взгляды на предметы…» (Фишер, 1845: 2). Важно преодоление этого многообразия – поверх барьеров субъектно ориентированной рациональности в познании – насколько это позволяет познавательно-антропологическая традиция, философское целомудрие, возводимое Фишером к Платону, и некоторый неотъемлемый от философии здравый смысл в его христианском окоеме целостного познавательного общения. «Истина – одна, и каким бы путем ни открывалась она нашему сознанию, естественным или сверхъестественным, источник ее – в Боге… Откровение не может содержать в себе ничего противоречащего несомненным истинам разума, и человек в коренных идеях своих имеет отрицательный масштаб того, что Откровение представляет ему как истинное и доброе, – но, не забудьте, только отрицательный… (Фишер, 1845: 22) Откровенная истина отнюдь не входит в дух наш подобно какой-нибудь математической истине, признание или отвержение которой не зависят от нашего произвола, но которая, будучи понята, сама собою принуждает нас к ее признанию и принятию… Откровение направлено к свободному духу, истины его требуют непринужденного, свободного, – как без разума нет свободы, то и разумного – принятия; они должны через веру сделаться свободным, непринужденным стяжанием духа… Давать же отчет в своей Вере вовсе не значит хотеть уразуметь все содержание Откровения, и таким образом превратить Веру в знание, что, конечно, невозможно; но значит ясно сознавать те побуждения, ради которых разум требует, чтобы данное Откровение было признаваемо и принимаемо как действительно исшедшее от Бога, – требует, или только нравственно обязует, но не принуждает» (Фишер, 1845: 25). Философские поиски единственно истинного, стало быть, не есть поиски некоторой научно эксплицируемой конечности или бесконечности, как и не его противоположность; истина есть абсолютный ценностный приоритет, стремление к достижению «высочайшего», предстающая в единстве познавательного пути и всей жизни человека, обретающего Христа. В теоретической философии, устремляющейся к целостному, целомудренному пониманию истины как жизненно дорогого, свободного, «животворным началом», как и в области искусств и практической жизни, является любовь: «Человек могуч только в том, к чему в нем есть любовь, к истинному ли то, или прекрасному, или благому» (Фишер, 1845: 10).

Наконец, размышляя о сущности философии и ее отношении к положительному авторитету, А.А. Фишер показывает возможность философии исследовать и исполнять «высшие требования нашего духа» (Фишер, 1845: 104). «Философия вовсе не есть так называемая хлебная Наука; она не делает человека способным к тому или иному отправлению в жизни, не приготовляет его исключительно или преимущественно к тому или иному знанию. Она есть учительница не житейского благоразумия, но мудрости; цель ее – не многознание и не внешнее утончение нравов, но чистая человечественность (Humanitaet), то есть она стремится из человека, рождающегося только со способностью быть разумным, сделать на самом деле разумного человека в благородном смысле этого слова» (Фишер, 1845: 107-108), разумно «повиноваться авторитету других, а тем, кои обладают авторитетом, не упускать из виду высокой цели человечества» (Фишер, 1845: 129).

Уже предварительное сличение текста лекции, записанной Н.Н. Страховым, с опубликованными трудами А.А. Фишера позволяет заметить концептуальное сходство и некоторые фразовые переклички конспекта лекции и работ Фишера. Но дело не только в языке, претерпевающем при записи целый ряд ограничений или схематических преобразований; дело в собственно установках: ни одно из понятий, вводимых с некоторой догматической системностью (вполне в духе А.А. Фишера), не самодостаточно, – антропологически последовательно ориентировано на другое; его возможные подоплеки, не записанные Н.Н. Страховым в студенчестве, так или иначе дают себя знать во всей истории страховского философского мышления – критике нигилизма, дарвинизма, повышенной этико-гуманистической рефлексии и почвенных настроениях, ориентированных на положительный авторитет других и избегающих какого бы то ни было доктринерства. До последних дней жизни Н.Н. Страхов сохраняет и проявляет интерес к логике, метафизике и этике, и всякий раз сила этого интереса не в осторожной эмотивности его философских рассуждений, сугубо эмпирической или формально-логической мерке здравого смысла, а в ценностно-антропологической осмотрительности и строгости, вероятно воспринятых им на лекциях А.А. Фишера, и вполне успешно.

Публикуемый фрагмент представлен в современной русской орфографии и пунктуации, с учетом вставок Н.Н. Страхова и специальных помет (подчеркиваний, зачеркиваний). Немногочисленные рабочие сокращения слов раскрыты (слова написаны полностью).

Н.Н. Страхов:

«Введение во всеобщую Философию.

§1. Объем и предмет Философии

Все поля целого порознь входят в части различных наук, и каждая из них имеет свой отдельный объем. Поелику мир феноменов, по крайней мере физических, разделен между всеми естественными науками: то философии остается обширнейшее царство ноуменов.

Под именем ноуменов мы разумеем такие предметы, которые познаются не чувствами, но непосредственно разумом (νοῦς). Предметы, которые мы можем познавать только разумом, во-первых, суть те начала, из которых всё развивается в мире природы и свободы; во-вторых, те законы, по которым мир феноменов происходит из начал. В царстве природы под именем начал разумеются качественные (крайние) силы каждого существования (всякого бытия); под именем же законов мировое установление  (устройство) целого. В царстве свободы начало есть душа, законы же отсвечивают в её планетной организации. Но как ни существование души не может быть изъяснено из начал природы, ни существование начал природы из свойств души; то Философ старается сыскать начало начал или высшую причину всего и исследовать ее, сколько это возможно по разуму. И так начальные (крайние) силы всякого рода существования (бытия) и мировое установление (устройство) целого, душа и её планетная организация, Бог и его отношение к целому составляют всё царство ноуменов, которое должна исследовать Философия.

[Понятие философии.] Итак, Философия есть такая наука, которая старается найти помощью разума первые начала, законы в царстве природы и свободы, законы (а также) и Высшую причину этих начал и всё это изложить методом систематическим.

[Цель философии.] Философия, в том смысле, как мы приняли эту науку, старается достигнуть троякой цели, а именно всеобщей, – оказать услуги образованию нравственности людей; частной – что-либо сообщить всем наукам и частнейшей – быть полезной откровенному Богословию.

а.) Так как Философия развивает нравственное законодательство души и поэтому определяет законность нравственных действий; то почему более (Философия не к иному чему) стремится в этом случае, как не к тому, чтобы направить людские нравы, и чтобы жизнь наша была (человеческую делает) сообразно с внутренним законодательством?

b.) Поелику все науки занимаются разработкой поля феноменов; а феномены никогда не могут быть достаточно объяснены, если не будут иметь (поняты) ноумены, из которых они проистекают; мирами ноуменов рассматривается Философия: то всякий легко может понять, что философия сообщает другим наукам основания, из, силу и ясность.

с.) Поелику Богословие откровенное излагает такие истины, которые относятся к внутренней природе Бога и человека и поэтому принимаются не чувствами внешними, а помощью чувства внутреннего: то легко можно видеть, что Философия, которая старается быть в этой же сфере, прибавляет нечто к этим истинам, некоторым образом постигаемым даже самым разумом и поэтому может помогать Богословию; или, если может быть она сознает в таком случае свою слабость: то тем самым убедит к принятию этих истин живейшею верою.

[Начало Философии.] Под именем начала в каждой науке разумеется обыкновенно такая истина, которая очевиднее всех других и к которой все прочие истины, относящиеся к объему каждой науки, развиваются в систематической последовательности. Философ столь верную и по достоверности первую истину ничуть не может найти, кроме себя самого или вообще кроме человека. А то, что в глазах философа, рассматривающего самого себя яснее и очевиднее всего, без всякого сомнения есть сознание существования собственного субъекта. И так сознание собственного существования есть начало всеобщей Философии. Это начало есть очевиднейшее; потому что все с первого взгляда может ввести в сомнение, а достоверность собственного существования не может быть отвергаема (уничтожена) в сознании. Это начало есть первая истина; ибо существование предшествует в сознании всем другим истинам. Это начало есть главнейшее; потому что из него могут быть разрешаемы и выводимы все предметы Философии. Это начало (есть) весьма достаточно само по себе; ибо само в себе заключает яснейший признак истины. Наконец это начало само через себя постоянно уясняется; ибо чем более мы узнаем природу души нашей, тем раздельнее и обширнее делается сознание существования.

[Методы Философии.] Поелику предметов Философии много и притом они абсолютны, по свойству начала, избранного нами ход в философствовании стремится от истин очевиднейших к более темным; то очевидно, что система философская должна быть построена методом синтетическим преимущественно в тех науках (частях), в которых должна она найти абсолютное. Методом же аналитическим мы можем пользоваться только в тех стилях философии, в которых от познанного абсолютного внимание обращается к его внешней деятельности.

[Обозрение Всеобщей Философии.] Свойство предметов, входящих в объем Философии и свойство начала, принятого нами не допускает сделать никакого другого обзора Философии, кроме следующего:

А.) Философия существующего субъекта или философия субъективная.

        а.) наука о душе как предмете действительно существующем.

        α.) наука об организации души – физиология души.

        β.) наука о душе как начале духовной организации – метафизика души.

         в.) наука о душе, как субъекте формально существующем.

          α.) Логика, - наука о законах мышления и знания.

           β.) Формальная Эстетика, - наука о законах чувствования.

           γ.) Формальная Этика, - наука о законах действования.

В.) Философия предметов или Философия объективная

      1.) Приложение законов познания, одушевленных идеей истины

         а.) к познанию природы

         α.) наука о мировом установлении (устройстве) целого

         β.) наука о главных силах целого

    в.) к познанию Бога

          α.) наука об отношении Бога к миру природы объективной.

          β.) наука об отношении Бога к миру нравственному

2.) Приложение законов чувствования одушевленных идеей изящного к рассматриванию и выражению прекрасного

       а.) в царстве Физическом

       в.) в царстве нравственном

3.) Приложение законов действования одушевленных идеей добра

          а.) к существам нравственным вообще – этика объективная.

          в.) к существам нравственным в состоянии общественном – политика или право природы» (Страхов, 1849: 2-5).