Введение

В ходе осуществления теологического исследования теолог имеет дело с целым рядом терминов и понятий, без усвоения которых невозможно дальнейшее знакомство с предметом изучения. Термин является главным и основным элементом знаковой системы любого дискурса. Термин представляет собой «языковое выражение (слово или сочетание слов), называющее конкретный или абстрактный объект (или группу объектов) какой-либо специальной отрасли знания. Следовательно, основная функция термина в этом смысле – знаковая. Объекты, обозначаемые (денотируемые) термином, называют его предметным значением, а понятие об этих объектах – смысловым значением термина. Смысловые значения термина обычно устанавливаются по определению и редко совпадают с их словарным значением, если такое имеется» (Новосёлов). Однако, имея дело с религиозными терминами, теологу зачастую приходится сталкиваться с проблемой неоднозначности, а порой и противоречивости интерпретаций одного и того же религиозного термина. Одной из причин происходящего, по мнению С.И. Шамаровой, является то, что в религиозной лексике выделяются три пласта: фиксированный (собственно религиозная терминология, являющаяся узуально-специальной), нефиксированный (нейтральная терминология, включающая в себя абстрактные понятия) и деми-фиксированный (нравственно-этические номинации, включающие в себя нравственно-этические, культурологические термины и понятия, которые также могут относиться и к нерелигиозной лексике). Эти пласты пересекаются, накладываясь друг на друга, с одной стороны, свидетельствуя о тесной взаимосвязи, с другой, рождая неоднозначность смыслов (Шамарова, 2013: 7-8). Несомненно, существуют и другие причины, которые будут рассмотрены ниже.

Формирование и закрепление религиозных терминовпроисходит в процессе многовековых богословских изысканий. Согласно А.М. Прилуцкому, «формирование богословской (теологической) терминологии является результатом конкретизации человеческим сознанием мистических явлений и сущностей, открывающихся “экстраординарно” и часто в виде символов» (Прилуцкий, 2008: 146). Как отмечает Э. Юнгер, поворот внимания к экзистенциальным значениям терминов, к их духовным смыслам «приводит дух в тесное соприкосновение с прафеноменом. <…> Мыслитель вступает в область, где наконец вновь становится возможным его союз не только с теологом, но и с поэтом. <…> Подобно свету, делающему зримым мир со всеми его картинами, язык делает эти картины понятными в их сути, и нельзя представить себе мир без языка как ключа ко всем его сокровищам и тайнам. Слово есть строительный материал духа, и в этом качестве он служит ему для возведения самых дерзких мостов» (Юнгер, 2020: 117-118).

Согласно религиозным представлениям, именно Откровение Слова стало первым Откровением, полученным первым человеком – пророком Адамом, при сотворении которого Всевышний вложил в него частичку Своего Духа, научив именам[1] (словам, концептам). Вместе с именами и смыслами Господь вложил в человека Божественное ведение – искру Духа (см.: Мелентьева, 2022: 152), наделяющую каждое слово особым значением и назначением, сближающим с глобальным провиденциальным Смыслом. Благодаря этим первословам начал проявляться феноменологический тварный мир – осмысляющееся пространство, концептуальная реальность (Миржакып, 2022: 270-271). Язык, дарованный Адаму из уст Бога, видение смыслов имен всех вещей позволили ему обозревать самые высшие и глубокие сферы мироздания, открывая тайну Бытия в слове и имени. Как писал философ и богослов С.Н. Булгаков: «Имена тварей звучали в человеке как их внутренние слова о себе, как самооткровения самих вещей» (Булгаков, 1999: 35-36, курсив наш. – Т. С.). Имена и концепты, дарованные Всевышним человеку, поставили его выше ангелов, раскрывая для всего человечества реальность метаязыка, интерпретируя и нагружая ее определенным смыслом (см.: Мелентьева, 2022: 152). Метаязык – язык Адама – неизмеримо больше того языка, которым пользуется сегодня человечество (Миржакып, 2022: 278). Но благодаря «реальности метаязыка Адама, являющейся исходной точкой в сфере Мысли, выше которой человеческий разум подняться не в силах» (там же: 273-274), человеку «пред-уготовано услышать божественное Слово, осуществив разрыв упорядоченной системы вещей, выйдя из гробницы мира, заметить солнечный блик и взойти на вершину, которой нет» (Мелентьева, 2022: 177).

Ученые, исследующие «религиозную реальность», имеют дело с духовными феноменами, представляющими собой, по мнению Гершом Шолема, «живой организм – знак, отсылающий к самому себе, и позволяющий таким образом воспринимать трансцендентное» (Вассерштром, 2022: 90).

Данный факт фокусирует наше внимание на феноменологии (учении о феноменах) – своеобразной практике осмысления, направленной на проникновение к истокам человеческого опыта и познания. Пользуясь ею как установкой духовного видения предметов, остающихся совершенно недоступными для «рассудка», исследователь получает возможность видеть и переживать феномен таким, как он есть (см.: Артеменко).

Согласно А. Корбену, базирующееся на правиле сохранения явлений феноменологическое исследование заключается в принятии во внимание внутренних оснований феноменов, взятых в качестве таких, какими они являются тем, кому они являются, и направлено на обнаружение первоначального Образа (Corbin, 1968) – прафеномена – абсолютно изначального и ни к чему не сводимого, объективного «первичного феномена», выше которого нет ничего (Гёте, 1964: 355-356), исходного факта мира образов – архетипа, истоки которого имеют внерациональный характер, а пути к нашему миру незримы (см.: Вассерштром, 2022: 93). Обнаружение прафеномена возможно лишь благодаря применению интуитивного способа познания, определяемого Гёте «интеллектуальным созерцанием», или «внутренним зрением» (Казакова, 2021: 677), дающим «способность созерцать не единичные предметы, но стоящие за ними идеальные сущности» (там же: 676). С.Н. Булгаков пишет: «Итак, мы дошли до точки: слова суть символы. Природа слова символична, и философия слова тем самым вводится в состав символического мировоззрения. Символизм есть больше, чем философское учение, он есть целое жизнеощущение, опыт. Символы живы и действенны; они суть носители силы. Это есть уже не пустая шелуха, но носитель энергии, сила, жизнь. Сказать, что слова суть символы, это значит сказать, что в известном смысле они живы» (Булгаков, 2008: 28).

1. Принцип семантической рациональности: от теории смыслов к герменевтическому коду

С целью избегания искажений смыслов, вложенных в слова (теологические термины), носящие многогранный, порой амбивалентный характер, П. Тиллихом предлагается соблюдение принципа семантической рациональности. Принцип семантической рациональности – необходимость сознательного соотнесения всех слов и коннотаций с духовным смыслом, центрированность вокруг экзистенциальных значений, уделение особого внимания коннотациям. «Сила тех слов, которыми обозначаются духовные реальности, заключена в их коннотациях. Стоит эти коннотации устранить, как от них не останется ничего, кроме мертвой буквы, лишенной смысла» (Тиллих, 2000: 58).

М.Н. Гладцинова выделяет несколько типов смыслов, заложенных как в текст, так и в сам термин. В первую группу смыслов исследователем включены эксплицитные и имплицитные смыслы. Эксплицитные – явные смыслы, вербализованные в контексте напрямую, в виде конкретных семантических связей слов; имплицитные – неявные, сокрытые, глубинные смыслы, выявляющиеся посредством анализа иных контекстов. «Имплицитные смыслы – это смыслы, отсутствующие в тексте, но “чувствуемые”» (Гладцинова, 2015: 54) благодаря обращению внимания к «коннотации», являющей дополнительные смысловые оттенки основному значению термина. Вторую группу смыслов составляют архетипические и культурные смыслы. Архетипические смыслы представляют собой «архетипические семантические связи», пробуждающие в сознании исследователя всплывающие смыслы, не проявленные явно, но как бы скрытые в глубине, под текстом благодаря словам-сигналам внутри текста» (там же: 53). Культурные смыслы, являющиеся «культурным компонентом значения слова», чаще всего связаны с областью консерватизма и традиции, характеризуясь стереотипностью, сохраняющей в культурном пространстве определенные семантические связи, представленные в «стертых» метафорах и устойчивых выражениях языка (в нашем случае религиозного). Важно заметить, что в религиозных текстах архетипические и символические смыслы часто взаимодополняют друг друга, рождая смысл символический, в основе которого лежит метафорическая связь конкретно-чувственного образа и абстрактного значения (идеи). Символический смысл характеризуется более высокой степенью отвлеченности, чем тот, который проявлен в контексте; смысл, позволяющий исследователю «подняться» над конкретно-чувственным – выйти за пределы «платоновской пещеры» – увидеть суть» (Гладцинова, 2015: 56). Не это ли является основной задачей теолога?

Размышляя о символическом смысле термина, следует упомянуть концепцию символических смыслов, сформулированную Р. Бартом. Теория, зародившаяся в лоне лингвистики, распространилась далеко за ее пределы, став достоянием не только философии, но и теологии. Автор теории был убежден, что «чистая, лишенная коннотативных обертонов, денотация представляет собой теоретическую абстракцию, или даже языковую утопию» (Ивлева, 2007: 105). И несмотря на то, что «коннотативные смыслы суггестивны, расплывчаты, а потому их интерпретация всегда предполагает значительную долю субъективности» (там же: 104), размышления над ними ведут к постижению скрытого символического смысла, в основе которого лежит некий символ. «Теория символических смыслов подводит нас к решению герменевтических задач, заключающихся в попытке толкования, разгадывания смысла текста (термина), его символа» (там же: 108). Р. Барт вводит понятие «герменевтический код», рассматриваемый им как «диапазон культурных голосов, сплетающихся воедино, которые, подобны миражам, откуда-то возникают и куда-то исчезают – вот все, что о нем известно...» (Барт, 1994: 92). Р. Барт пишет, что восприятие этих кодов-символов множественно и не сводимо в какое-либо единство, ввиду разнородности своего происхождения. Герменевтические коды-символы, пронизывая текст, доносятся до исследователя в виде отблесков, цветовых пятен, отзвуков, создавая мощную стереофонию языковых и культурных кодов-символов прошлого и настоящего (см.: Барт, 1989: 373). А.Ю. Ивлева подчеркивает: «Всякая теория, касающаяся Символа, как бы символично он не был назван, самоценна сама по себе, т. к. раскрывает все новые и новые грани Символа, рассматривая его с позиции логики, лингвистики, философии, культурологии, литературоведения. Очевидно, что все эти позиции, по большому счету, смыкаются воедино. Символ не допускает даже войны терминологии, настолько очевидна его находимость в нашей жизни» (Ивлева, 2007: 111).

Размышляя о Символе, П. Рикёр пишет: «“Символ дает пищу для ума” <…> Символ – это стимул к мышлению, это то, о чем следует “мыслить”» (Рикёр, 2008: 399); Символ, по мысли П. Рикёра, содержит в себе двойную интенциональность; прежде всего существует первичный или буквальный (явный) смысл, нацеленный на смысл вторичный, данный в первичной интенциональности. «Эта непрозрачность таит в себе глубину смысла неисчерпаемого», начиная с буквального и переходя к смыслу символическому. Чтобы понять символ, «следует мыслить, исходя из символизма и следуя его духу» (Рикёр, 2008: 399-409).

П. Рикёр указывает на существование нескольких подходов к пониманию символов:

• изучение одного символа через другой – способ расширения интенциональности вовне, посредством вбирания всех других символов, имеющих сходство с изучаемым;
• изучение символа через мифы и ритуалы – способ расширения интенциональности вовнутрь, посредством их понимания и веры в них. Интерпретатору никогда не приблизиться к пониманию, если он не пребывает в ауре искомого смысла, если не поверит в его присутствие. «Для понимания нужна вера, а для веры нужно понимание. Лишь понимая, мы можем верить. И можно ли извлечь из символа смысл, приводящий в движение мышление, если заранее не предположить, что смысл этот уже присутствует в нем, сокрыт в нем, замаскирован, запрятан» (Рикёр, 2008: 400-414). Эту же идею предвечного смысла находим у философа-традиционалиста Р. Генона: «Истинная символика, отнюдь не будучи изобретением человека, коренится в самой природе, или, лучше сказать, вся природа в целом есть лишь символ трансцендентных реальностей» (Генон, 2008: 5). Ю. Эвола конкретизирует данную мысль: «Символ является реальностью, а реальность – символом» (Эвола, 2016: 252).

2. Трудности интерпретации религиозных терминов и пути минимизации искажений смысла

Следует помнить, что работа с терминами, носящими духовный характер, имеет свою специфику. А.К. Погасий рассматривает причины особого подхода к работе с религиозной терминологией:

• разница смыслов в бытовом и религиозном значении. Будучи достаточно распространенными в обычной речи, в религиозном дискурсе термины могут принимать принципиально иное, отличное от общеязыкового, значение;
• размытость терминологических границ, отсутствие единообразия трактовки богословских понятий даже в рамках одной религии. Данное обстоятельство не способствует единству подходов, что ведет к возникновению «конкурентных религиозных дискурсов» (Погасий, 2012: 37)[2], а также и разобщений;
• отказ от общепринятой терминологии и/или создание новой. «Происходящие в религиозной сфере процессы зачастую вызывают изменения в знаковой системе, приводящие к дискурсной трансформации, вплоть до формирования нового, альтернативного дискурса, который начинает конкурировать с изначально существующим в данной религиозной системе “материнским” дискурсом. Например, расхождение в богословских взглядах приводит к рождению различных богословских школ и направлений, что, в свою очередь, может обусловить возникновение новых терминов и даже целых терминосистем» (Погасий, 2012: 47)[3].

В ходе формулирования принципа семантической рациональности П. Тиллихом были проанализированы трудности интерпретации религиозных терминов, спрогнозированы возможные риски, к которым может привести искажение смыслов и предложены пути минимизации смысловых инверсий. Представим взгляды теолога в табличном виде (табл. 1).

Таблица 1

Специфика работы с терминами, носящими духовные смыслы

Table 1

Specifics of working with terms with spiritual meanings

Далее рассмотрим примеры терминологических противоречий в исламской богословской традиции, а именно различные мнения относительно понятий душа (нафс) и дух (рух).

Одно ли и то же нафс (душа) и рух (дух)? Мнения мусульманских богословов на этот счет разделились, а потому вплоть до настоящего времени существуют разные взгляды, а также продолжаются споры по этому поводу. Для погружения в суть данного вопроса обратимся к книге «Китаб ар-Рух» (см.: Шейх Ибн Каййим аль-Джавзийя, 2013: 169-173) мусульманского богослова, толкователя Корана, хадисоведа, видного представителя хамбалитской школы мусульманского права Шейха Ибн Каййима аль-Джавзийя (1292–1350). В трактате о душе богослов указывает на наличие как минимум двух мнений относительно души (нафс) и духа (рух).

Мнение 1.«Нафс» и «рух» являются синонимами. Представители данного подхода полагают, что разница между ними не в самой сущности понятий, а только в их качествах и свойствах.

Таблица 2

Различные смыслы слова «нафс»

Table 2

Different meanings of the word “Nafs”

Мнение 2.«Рух» – это не «нафс». Средневековый мусульманский богослов, толкователь Корана, Мукатиль ибн Сулейман (ум. 767) говорил: «У человека есть хайат (жизнь), рух (дух) и нафс (душа). Когда человек спит, его нафс (душа), благодаря которому он мыслит и понимает происходящее вокруг, выходит из тела. Во время сна нафс (душа) не полностью отделяется от тела, связь между телом и душой сохраняется, его жизнь и дух также остаются с ним. Если же Аллах захочет умертвить спящего человека, то Он удержит вышедшую из его тела душу» (Шейх Ибн Каййим аль-Джавзийя, 2013: 172). Средневековый мусульманский мыслитель, автор многочисленных работ по исламскому вероубеждению и науке о хадисах, Абдуллах ибн Манда (922–1005) сказал: «Дух – это не душа, душа – это не дух. Сила души зависит от духа. Душа – это облик человека, в ней смешаны страсть и похоть. У человека нет более сильного врага, чем его нафс (душа). Душа желает и любит только мирское, а дух призывает и побуждает душу ставить в приоритет жизнь вечную. Страсть следует за душой, а шайтан следует за душой и страстью»; «Дух – от повеления Аллаха и только Он Сам знает о нем» (Шейх Ибн Каййим аль-Джавзийя, 2013: 135). Также Шейх Ибн Каййим аль-Джавзийя приводит различные мнения ученых относительно того, умрет ли «рух» (дух) после смерти тела.

Таблица 3

Различные смыслы слова «рух»

Table 3

Different meanings of the word “Rukh”

Рассмотренные нами мнения мусульманских богословских мыслителей относительно толкования понятий «нафс» и «рух» (табл. 2 и 3) демонстрируют яркий пример терминологических противоречий, которые, однако, не выводят исследователей за рамки исламской религиозной традиции, а сосуществуют одновременно, имея каждое свое обоснование.

Следует признать, что вербальный пласт религий постоянно изменяется – некоторые его части устаревают и отмирают, другие уточняются и наполняются новым содержанием. Время от времени появляются новые слова и термины, отражающие изменения в религиозном сознании и соответствующие духу времени. Этот бесконечный процесс явственно прослеживается в многочисленных комментариях к священным текстам, глоссариях, словарях, справочниках, энциклопедиях.

3. Энциклопедические и толковые словари в помощь теологу

Для корректного использования религиозных (исламских) терминов современному теологу рекомендуется использование ряда словарей.

А) К первой группе словарей относятся труды, освещающие непосредственно исламскую тематику:

1. Али-заде А.А. Исламский энциклопедический словарь. М.: Ансар, 2007. 400 с. Автором-составителем словаря является азербайджанский религиовед Али-заде Айдын Ариф оглы (1963), попытавшийся разъяснить основные понятия и термины, используемые в исламской традиции. Словарь содержит информацию о различных правовых и вероучительных школах ислама; сведения об основах исламского вероучения, о доктрине единобожия; информацию по различным мусульманским сектам; биографические данные о наиболее известных сподвижниках пророка Мухаммада и их последователях, об известных правоведах, мыслителях, толкователях Корана, каламистах; биографию членов семьи пророка Мухаммада; информацию по исламским первоисточникам – Корану и Сунне, их истории и методам толкования. Автором-составителем указывается, что здесь впервые в русскоязычной исламоведческой литературе разъясняется большинство основных понятий и терминов, используемых в мусульманской традиции.
2. Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С.М. Прозоров. М.: Наука, 1991. 315 с. Словарь является результатом научных изысканий отечественных востоковедов, обобщивших наиболее существенные достижения мирового исламоведения. Он содержит 578 статей, дающих представление об общем понятийном аппарате ислама; ключевые исламские понятия, термины, персоналии, названия богословско-правовых школ, толков, суфийских общин, раскрывающие теоретические и практические аспекты идеологии ислама. Словарь адресован не только специалистам (востоковедам, религиоведам, философам, историкам, культурологам), но и более широкому кругу образованных читателей – преподавателям гуманитарных вузов, студентам, учителям общеобразовательных школ, журналистам и т. д.
3. Гогиберидзе Г.М. Исламский толковый словарь. Ростов-на-Дону: Феникс, 2009. 266 с. Толковый словарь, составленный профессором Института стран Азии и Африки Георгием Меджидовичем Гогиберидзе, раскрывает важнейшие понятия и характерные черты мусульманского вероисповедания, отражает основы истории и культуры ислама. Книга представляет собой нормативное словарно-справочное издание, в котором помещено свыше семисот статей, знакомящих с обрядами жизненного цикла мусульман и исламским образом жизни. Издание предназначено широкому кругу читателей, интересующихся проблемами духовной культуры народов мира.

Б) Для получения информации, касающейся других религий, а также корректного применения религиозной терминологии других религиозных систем предлагается использование следующей группы словарей:

1. Мак-Ким Д.К. Вестминстерский словарь теологических терминов / пер. с англ. И.В. Аверченко и др.; общ. ред. А.Н. Красникова, Е.С. Элбакян. М.: Республика, 2004. 503 с. Словарь содержит около 6000 терминов, применяемых в различных направлениях христианской теологической мысли; уделяется внимание особенностям вероучения и богослужебной практики; прослеживается развитие религиозной мысли, ее история и современное состояние. Издание предназначено для тех, кто интересуется религией, а также для верующих христианских конфессий.
2. Элвелл У. Теологический энциклопедический словарь. М.: Духовное возрождение, 2004. 1500 с. Составителем является профессор богословия У. Элвелл. Словарь включает 1200 статей, в содержание которых входит не только богословская, но также историческая и биографическая информация. В аннотации к изданию указывается, что цель словаря состоит в том, чтобы ученый нашел его точным, а мирянин – понятным.
3. Матвеев С.А. Англо-русский теологический словарь. Христианство – Иудаизм – Ислам = English-Russian Theological Dictionary: Christianity – Judaism – Islam. М.: Амрита-Русь, 2016. 400 с. Словарь составлен философом, лингвистом, переводчиком многочисленных книг по ведической и буддийской культуре, философии и языкознанию Сергеем Матвеевым – основателем и руководителем духовно-просветительской благотворительной организации «Лига Духовного Единства». Словарь включает более 30000 слов и словосочетаний с объяснением значений и вариантов их употребления с акцентом на богословскую лексику. В словаре имеется пять приложений: в 1-ом приводятся имена и наименования из Библии; во 2-ом – праздники и памятные даты; в 3-ем –популярные молитвы на латинском, английском и русском языках; в 4-ом – перевод 613 основных заповедей иудаизма; в 5-ом – список сур Священного Корана с небольшим словарем мусульманских терминов. Словарь рассчитан как для работы над переводами, так и для образовательных целей и ориентирован на педагогов, студентов, исследователей в области богословия, филологии и философии.

В) Третья группа энциклопедических трудов, рекомендованных теологу в широкой профессиональной деятельности, представлена двумя работами:

1. Религиоведение: Энциклопедический словарь / под ред. А.П. Забияко, А.Н. Красникова, Е.С. Элбакян. М.: Академический Проект, 2006. 1256 с. Над составлением данного труда работали ведущие религиоведы разных регионов России. Энциклопедический словарь включает более 1500 слов, среди которых важнейшие религиозные и религиоведческие понятия, статьи об основных религиоведческих дисциплинах, методах и подходах к изучению религии. Словарь содержит информацию о религиях мира, священных книгах, основателях религий и религиозных реформаторах, статьи-персоналии о видных религиозных деятелях, теологах, религиозных философах, религиоведах. Большое внимание уделяется освещению религиозной ситуации в России и мире в целом. Издание рассчитано не только на специалистов-религиоведов, философов, историков, востоковедов, культурологов, но и на широкий круг читателей, интересующихся проблемами религии и религиоведения.

2. Энциклопедия религий / под общ. ред. А.П. Забияко, А.Н. Красникова, Е.С. Элбакян. М.: Академический Проект; Гаудеамус, 2008. 1520 с. Энциклопедия, представляющая собой иллюстрированное издание, содержит толкования важнейших религиозных и теологических понятий, более 3400 статей о религиозных философах, реформаторах, теологах (богословах), ритуалах, священных книгах, религиозных праздниках, архитектуре и т. д. Здесь в целостном виде раскрывается своеобразие отдельных конфессий (мировых и локальных, оставшихся в прошлом и недавно возникших), а также их важнейшие аспекты – доктрины, мифология, символика, теология и демонология, содержание священных книг, культовых практик, этических и правовых норм, форм искусства, социальных институтов и др. Представленное издание носит светский и внеконфессиональный характер и является результатом плодотворного диалога представителей разных мировоззрений, объединенных глубоким взаимоуважением и общими научными целями.

Таким образом, три группы словарей, освещающие непосредственно исламскую тематику, приводящие информацию, касающуюся других религий, а также внеконфессиональные религиоведческие издания, могут послужить значительным подспорьем теологу-исследователю в его деятельности. Однако следует отметить, что, несмотря на наличие такого количества авторитетных изданий, вопросы многовариантности толкования религиозных терминов остаются, что, с одной стороны, усложняет исследовательский процесс, а с другой – стимулирует к размышлению над их глубокими смыслами.

В ходе исследования теолог нередко сталкивается с проблемой неоднозначности, а порой и противоречивости (амбивалентности) интерпретации религиозных терминов. Осознавая проблему интерпретации, П. Тиллих сформулировал принцип семантической рациональности, целью реализации которого является избегание искажений смыслов посредством сознательного соотнесения всех слов и коннотаций с духовным смыслом; через центрированность вокруг экзистенциальных значений, обращение к коннотациям. Исследователю важно также уделять особое внимание «архетипическим и культурным смыслам», рождающим смыслы символические, которые приоткрывают «стереофоническое пространство символа – герменевтического кода» (Барт, 1989: 373), погружают в глубины неисчерпаемого смысла, увлекая исследовательскую мысль за символическим духом термина.

«Ведь не всякий, кто мыслит, верит, поскольку многие мыслят для того, чтобы не верить; но всякий, кто верит, мыслит: веруя, мыслит он, и мысля, верует» ().