Современный мир настолько быстро меняется, что человек не успевает приспособиться и стабилизировать его, он вынужден искать временные точки стабилизации. Особое значение в этом процессе приобретает эволюционно-экологическое мышление, которое позволяет человеку, с одной стороны, осознать изменчивость как данность этого мира, как принципиальную характеристику сферы обитания, а с другой, заставляет его задуматься над историческими способами объяснения самого принципа развития. Действительно, в основе современного эволюционно-экологического мышления лежат теоретические принципы эволюционизма и экологии. Но для стабилизации современности не всегда бывает достаточно научных теорий. Необходимы актуальные в современных условиях философские концепции развития, изменчивости, взаимодействия с окружающей средой, заставляющие человека задуматься о том, почему ни одна научная теория эволюции не может дать гарантии полной стабилизации нашего меняющегося мира (Карпинская, Лисеев, Огурцов, 1995; Князева, Курдюмов, 1998; Кунин, 2014; Чайковский 2018; Жуков, 2020; Стоцкая, Яковлева, 2021; Смирнов, 2021; Герасимова, 2022; Овчаров, 2023 и др.).  

Именно с помощью философии эволюционно-экологическое мышление, формировавшееся на основе концепций биологической эволюции, способно стать базисом для постижения механизмов поступательного движения в развитии общества, информационных явлений, культуры. Следует подчеркнуть, что подобная парадигма предполагает возможность нелинейного мышления, позволяющего обратиться к истории формирования различных теорий эволюции как к источникам идей для эволюционно-экологического мышления. Важна совместимость этих концепций с законами и задачами экологии, чтобы составляющие эволюционно-экологического мышления были сбалансированы между собой. Так, современная исследовательница «экологического эволюционизма» Е.Н. Князева предлагает переформулировать «известный тезис Ф.Г. Добржанского, что «“ничто в биологии не имеет смысла кроме как в свете эволюции” … следующим образом: “Ничто в науке не имеет смысла кроме как в свете эволюции”» (Князева, 2013: 1532). Особенно интересны в нашем контексте теории, применимые к макроэволюционным процессам, ведь сторонников эволюционно-экологического подхода интересует прежде всего общество и природа как нечто целое, а не их структурные элементы различных уровней организации.

Зададимся вопросом, какие именно теории эволюции в биологии могут стать базисом эволюционно-экологического мышления? Центральное положение в эволюционизме занимает учение Ч. Дарвина (а также А. Уоллеса) – теория естественного отбора. Можно сказать, что с дарвинизма началось формирование эволюционного стиля мышления. Пожалуй, «Происхождение видов путем естественного отбора» – одна из книг, в наибольшей степени изменивших мышление людей. Начиная с XIX века и до нашего времени позитивную роль в становлении эволюционно-экологического мышления играли активные дискуссии вокруг дарвинизма (в том числе с участием таких отечественных мыслителей, как Н.Н. Страхов и К.А. Тимирязев). Во времена создания теории Дарвина было ясно, что наследственность и изменчивость играют ключевую роль в эволюционном процессе, но вот за счет чего происходит сохранение и передача признаков по наследственности, было непонятно. Следовательно, сторонники дарвинизма испытывали затруднения с тем, чтобы отвечать на популярные возражения критиков.

В процессе этих споров возникает синтетическая теория эволюции (СТЭ), зачастую называемая неодарвинизмом (признанное в научных кругах направление эволюционной теории в XX веке). Для раскрытия механизмов эволюции в СТЭ используются современные достижения генетики, экологии, эмбриологии, физиологии и других областей биологической науки. Именно СТЭ обладает богатой доказательной, эмпирической базой, что делает ее наиболее эффективным направлением для формирования современного эволюционно-экологического мышления. Большую роль в формировании СТЭ сыграли такие биологи и экологи, как Дж. Холдейн, С.С. Четвериков, Ф.Г. Добржанский, Э. Майр, И.И. Шмальгаузен, Н.В. Тимофеев-Ресовский, Р. Доукинз.

Сегодня для нас уже очевидно, что для формирования эволюционно-экологического мышления эволюционные теории должны отличаться не только достоверностью, но и широтой. А это значит, что классический дарвинизм и СТЭ должны быть дополнены альтернативными концепциями. В данном случае имеется в виду совокупность нескольких направлений эволюционного учения, называемая неоламаркизмом. Возникло это направление с первой полноценной эволюционной теории – учения о градации Ж.-Б. Ламарка. Основные признаки неоламаркизма таковы: эволюция считается направленным процессом; принижается или даже иногда радикально отрицается значимость естественного отбора; выделяются разные движущие силы эволюционного процесса, альтернативные естественному отбору. Можно сказать, что экологический характер имеет идея наследования приобретенных признаков. Особенно эта идея была популярна на ранних этапах развития эволюционизма, когда ее значение так или иначе оценили практически все ученые того времени (Жуков, 2020).

Можно также выделить несколько частично пересекающихся направлений неоламаркизма – автогенез, ортогенез, номогенез. Они обладают характерными чертами. Автогенез объясняет эволюцию организмов только внутренними причинами, изначальной «встроенной» способностью к саморазвитию. Более радикален подход А. Лима-де-Фариа, который объясняет эволюцию влиянием закономерностей неживой природы без участия естественного отбора. Отбор «не может быть “механизмом эволюции”, так как он не является “материальным компонентом Вселенной”» (Лима-де-Фариа, 1991: 23). «Отбор нельзя измерить в строго определенных единицах, таких как, например, миллиметры, его нельзя налить в какой-нибудь сосуд или взвесить на весах, как кислород или медь» (Лима-де-Фариа, 1991: 10); «Теории эволюции никогда не существовало» (Лима-де-Фариа, 1991: 21). Ход мыслей интересный, но нужно отметить, что эволюция – слишком сложный процесс, и попытка объяснить ее действие исключительно закономерностями физического и химического уровня выглядит слишком большим упрощением. Эволюционно-экологическое мышление, напротив, пытается двигаться в сторону большей сложности, что требует философского осмысления. Ортогенез понимает эволюцию как процесс, независимый от естественного отбора. Это направление апеллирует к особенностям внутреннего устройства организма. К сторонникам ортогенеза относят, например, Т. Эймера, Н.И. Вавилова (и его теорию гомологических рядов, под которыми понимаются параллельные ряды в эволюционной изменчивости у разных таксонов живых организмов) (Вавилов, 1987). Подобные тенденции могут проявляться и в эволюции на более высоком уровне. Нахождение таких тенденций может стать одной из задач эволюционно-экологического мышления. Нейтрализм – это теория нейтральной эволюции; в ее основании лежит идея мутаций, которые прямо сейчас практически никак не проявляются, но передаются по наследству и могут «выстрелить», как «чеховское ружье» в будущем. К нейтрализму можно отнести труды таких исследователей, как Мотоо Кимура, Дж. Кинг, Т. Джукс.

Во второй половине XX века неоламаркизм в качестве направления эволюционизма сохранил актуальность в микробиологии (Жуков, 2020). У бактерий наследование приобретенных признаков действительно возможно, в результате взаимодействия их геномов с вирусами и фагами, что не противоречит значимости естественного отбора. Еще одно направление поисков современного неоламаркизма – эпигенетическое наследование. Это явление относится к факторам, определяющим относительную активность разных генов, степень их участия в биосинтезе белка и, следовательно, влияния их на характеристики организма. Эпигенетические признаки также могут быть приобретенными под влиянием окружающей среды (Жуков, 2020).

Таким образом, ламаркизм и неоламаркизм, хоть и сильно уступают в современной доказательности СТЭ, могут считаться вариантом эволюционно-экологического мышления. Их необходимо учитывать при философском осмыслении экологического эволюционизма. Наследование приобретенных признаков – механизм, которым окружающая среда могла бы напрямую воздействовать на эволюционные процессы. Авторитет ламаркизма в XX веке ощутимо уменьшился, в частности, под влиянием известных опытов Вейсмана и феномена «лысенковщины», но при этом некоторые современные исследования показывают, что механизмы, укладывающиеся в концепцию ламаркизма, вполне могут работать, например, у микроорганизмов параллельно с естественным отбором (Кунин, 2014).

Еще одной концепцией эволюции является номогенез, согласно которому наследственная изменчивость организмов имеет внутренний закономерный характер (Берг, 1977). Номогенез альтернативен дарвинизму, а значит, его необходимо учитывать в процессе осмысления принципов эволюционно-экологического мышления. Эволюция в номогенезе понимается как направленный процесс. Главные представители номогенеза – Л.С. Берг, А.А. Любищев, С.В. Мейен, Ю.В. Чайковский – уверены в важности эволюционного учения для развития экологии как науки. Как замечает Ю.В. Чайковский: «Для спасения природы (включая людей) надо знать законы ее развития, независимо от того, идет ли развитие автономно или по высшей воле» (Чайковский, 2018).

Чем сложнее эволюционирующая система, тем более непредсказуемым может быть этот процесс. В таком направлении эволюционного учения, как теория катастроф, непредсказуемые, случайные факторы играют более важную роль, чем естественный отбор или направленность развития. Началась теория катастроф с идей палеонтолога Ж. Кювье о том, как живые организмы сменяли друг друга в результате катастрофических вымираний. Случайные факторы эволюции находятся также в центре внимания мутационной гипотезы Г. де Фриза, сальтационизма и макромутационизма. Перефразируя знаменитую цитату Эйнштейна, в подобных гипотезах Бог играет в эволюционные кости непрерывно. Согласно современным представлениям, роль случайности в эволюционном процессе возрастает в экстремальных условиях, когда выживает небольшая доля представителей популяции, и частота проявления редких генов в ней может резко возрасти в результате действия экологических факторов окружающей среды. «В реальном процессе эволюции (почти) все линии спуска проходят через несколько “бутылочных горлышек”, где доминирующей силой эволюции становится случайный дрейф; отсюда следует неизбежный и большой вклад случайности в эволюцию всех живых организмов» (Кунин, 2014: 446-447). Эффект «бутылочного горлышка» – яркий и значимый пример взаимодействия эволюционных и экологических механизмов в природе, то есть, собственно, пример эволюционно-экологического мышления.

В современном эволюционном учении считается, что процессы взаимопомощи сыграли в эволюции большую роль, чем борьба за существование. Например, симбиотическое происхождение имели эукариоты. Внутри крупной бактерии «хозяина» приспособились жить бактерии поменьше, один вид, способный к фотосинтезу (будущие хлоропласты), другой вид, способный к кислородному дыханию (будущие митохондрии). Эта трактовка эволюционных процессов выражена в концепции аутопоэзиса, под которым понимается самовоспроизведение, самопостроение, репликация живых организмов, в том числе человека. Эта концепция развертывается в работах таких эволюционистов, как У. Матурана, Ф. Варела (Varela, Maturana, 1980), Ю.В. Чайковский (Чайковский, 2018). Обратим внимание также на известную концепцию творческой эволюции А. Бергсона. Это одновременно и одно из оснований, и отличный пример эволюционно-экологического мышления. Эволюция в этой концепции – проявление жизненной силы. Свойственное природе стремление создавать новые, неповторимые, уникальные формы – основная движущая сила эволюции (Бергсон, 2001).

Будет ли человек менять себя в современном мире? Эта философская проблема требует вернуться к различным вариантам описания эволюционных процессов, чтобы выбрать именно тот, который позволит человеку выбрать путь дальнейшего развития. Эволюционно-экологическое мышление – это фактически возвращение человека к самому себе, переосмысление своего места в мире, признание себя биосоциальным существом. Возвращение к истории биологии позволяет нам сегодня переосмыслить путь человека к осознанию себя как антропоса, понять в каких исторических условиях формировались биологические концепции.