В третьем номере журнала «Вестник Костромского государственного университета» за 2023 год в рамках работы по проекту Российского научного фонда[1] опубликована подборка из пяти статей и объединяющего их предисловия руководителя указанного проекта О.А. Богдановой. Авторы представленных материалов раскрывают эволюцию образов усадьбы и дачи, содержание которых различалось в литературе разных периодов: в эпоху классики, в Серебряном веке, в советский и постсоветский периоды (Богданова, 2023c); анализируют конкретную репрезентацию указанных образов в художественной литературе (Каскина, 2023); обращаются к “модифицированным” примерам литературной усадьбы: к усадьбе, превращенной в заповедник (Борисова, 2023), и к локусу замка (Дмитриева, 2023). Кроме того, одна из статей посвящена лингволитературоведческому аспекту изучаемой темы. Г.А. Велигорский описал семантику и функцию элемента “-end” в названиях реальных и литературных усадеб Англии (Велигорский, 2023).

О.А. Богданова показывает жизнеспособность «дачного текста» в русской литературе XX в. благодаря его частичной конвергенции с одухотворяющей топикой усадьбы. Вслед за Е.Е. Дмитриевой автор утверждает существование особого «дачного текста». Описав историю изучения вопроса, перечислив имена литературоведов и культурологов, обращавшихся к теме «дачного текста», О.А. Богданова приходит к выводу о том, что «исследование литературной дачи как особого типа художественного пространства в русской словесности XVIII–XXI вв. только начинается» (Богданова, 2023c: 78). Автор подчеркивает, что статья – «практически первая попытка показать эволюцию литературной дачи на протяжении XIX–XXI вв.» (там же).

Описание эволюции образа дачи О.А. Богданова начинает с обращения к творчеству Ф.М. Достоевского, в произведениях которого, по мнению автора статьи, сформирован классический вариант «дачного текста», типичный для литературы второй половины XIX в. Однако и внутри творческой лаборатории писателя анализируемый образ претерпевал изменения. Ранее О.А. Богданова писала о семиотике дачи в рассказе Достоевского «Вечный муж» (Богданова, 2023b), в данной статье автор показывает, что в 1840–1860-е гг. дача для Достоевского была лучшей частью «городского топоса», обладающей потенциалом нравственного совершенствования человека, а в 1870-е гг. Достоевский изображал дачу уже в «сниженно-ироническом», «мещански-бытовом» ключе. Следовательно, уже здесь наметилась тенденция, полностью проявившая себя в литературе Серебряного века: идеализированная усадебная культура была противопоставлена сниженной дачной культуре (А.П. Чехов «Вишневый сад (1903), А. Блок «Незнакомка» (1906)). О.А. Богданова отмечает, что в произведениях Г.И. Чулкова «На даче» и «Сережа Нестроев» (1916) также была осуществлена негативная репрезентация «дачного топоса» как средоточия безнравственности и беспочвенности. У О.А. Богдановой есть и другие работы, посвященные образу дачи у отдельных писателей XIX–XXI вв., например, формированию «дачного мифа» в прозе Ю.В. Мамлеева в 1990–2010-е гг. (Богданова, 2023а). Статья О.А. Богдановой, опубликованная в рецензируемой подборке, носит обзорный характер и, рассматривая эволюцию «дачного текста» в русской литературе на протяжении XIX–XXI вв., выявляет его жизнеспособность.

Уже в советскую эпоху, в 1930-е гг., дача в русской литературе начинает идеализироваться (Б. Пастернак «Вторая баллада» (1930)), но во второй половине XX столетия образ дачи инфернализируется («Шатуны» Ю.В. Мамлеева (1968)), а на рубеже XX–XXI вв., наоборот, приобретает положительные коннотации. Проследив эволюцию образа дачи, его динамичное развитие в отечественной литературе, подчеркнув важность антитезы «усадьба – дача», автор статьи приходит к выводу: дача – один из символов национального менталитета России.

Положительными коннотациями наделен образ дачи в рассказе И.С. Шмелева «На пеньках (рассказ бывшего человека)», который обстоятельно анализирует Ю.У. Каскина (Каскина, 2023). Исследователь считает, что одним из главных в произведении является мотив подведения жизненных итогов, а к решению вспомнить прошлое и сделать выводы главного героя рассказа, профессора Мельшаева, подводят воспоминания о даче. По мнению Ю.У. Каскиной, в данном рассказе дача выполняет две основные функции. С одной стороны, она выступает «катализатором для принятия профессором важного решения» (речь идет об эмиграции) (Каскина, 2023: 88). С другой стороны, она же становится символом утраченного рая, счастья, прежнего наполненного познанием и светлой радостью бытия, «спасительным воспоминанием» (Каскина, 2023: 88), которое продолжает поддерживать героя в трудные минуты жизни, помогает сохранять в себе духовность, ценности, которых, по убеждениям профессора, лишена Европа. 

Примечательно, что одной из главных деталей, формирующих светлый аспект образа дачи в XX в., являются соловьи, соловьиное пение. Воспоминания о соловьях, о студентах, бывавших в гостях у профессора, об умеренном русском лете способствуют соединению внутреннего мира героя с внешним, выстраивают духовный фундамент, помогающий оказавшемуся на чужбине человеку не потерять себя. Статья Ю.У. Каскиной становится закономерным продолжением изучения «дачного топоса» в русской литературе, утверждающим выраженные в материалах О.А. Богдановой константы относительно репрезентации усадьбы (а здесь дореволюционная дача наделяется функциями и признаками усадьбы) как утраченного рая.

К образу превращенной в заповедник усадьбы обращается Д.М. Борисова. Соглашаясь с М.С. Акимовой, статья которой об усадебном мифе и музейном мифе в повести С.Д. Довлатова «Заповедник» также написана в рамках усадебного гранта (Акимова, 2020), исследователь утверждает, что музей-усадьба – это модификация усадебного топоса, которая, с одной стороны, является противопоставлением «живой» усадьбе, а с другой – сохраняет некоторые исходные функции классической усадьбы. Предметом исследования Д.М. Борисова выбирает корпус текстов К.Г. Паустовского, связанных с Пушкинским Заповедником, а именно: «Михайловские рощи», «Дым Отечества» и «Ветер скорости».

Очерк «Михайловские рощи» представляет Пушкинский Заповедник 1930-х гг. По замечанию Д.М. Борисовой, сам архитектурный комплекс, измененный с приходом советской власти, не впечатлил писателя. Паустовского гораздо больше привлек природный ландшафт, сохраненный с пушкинских времен. Природа хранит дух поэта, так как именно она становилась источником его вдохновения. Этим же объясняется минимальный интерес Паустовского, проявленный к усадебному быту. По словам исследователя, писателя не волновали вопросы социальные и экономические, для него Заповедник не был символом утраченного рая, напротив, Паустовский воспринимал эти места как высочайшую культурную и эстетическую ценность.

Роман «Дым Отечества» изображает Музей-Заповедник как источник сил для героев, сражающихся за сохранение культурного памятника в годы Великой Отечественной войны. Здесь же Паустовский выразил переживания за судьбу культурного и творческого наследия. Закономерно обращение Д.М. Борисовой к очерку «Ветер скорости», изобразившему усадьбу в послевоенный период. Изменившийся, приобретший новый опыт, автор вновь оказывается в заповедных местах и приходит к выводу, что прошлое не вернуть, время неумолимо мчится вперед, поэтому и такие значимые для России места будут претерпевать некоторые изменения, но святость их для человека неоспорима. Таким образом, заключает исследователь, Паустовский определил для себя некоторые константы в восприятии Заповедника («Домик няни», могила поэта, природа усадьбы), однако он смог изобразить его жизнь в динамике.

Еще один модифицированный вариант «усадебного текста» – замок – описывает Е.Е. Дмитриева (Дмитриева, 2023). Автор отмечает, что Вальтер Скотт трансформирует традиционный вариант готического романа, сохраняя в нем черты романа антикварного, добавляя элементы романа Нового времени, обязательным компонентом которого было описание чувств и страстей. Анализируя роман «Уэверли», исследователь приходит к выводу, что смена замков героем напрямую связана с его духовным ростом и развитием, иначе говоря, каждый новый замок символизирует собой новый этап личностного становления главного героя. При этом в замке, как пишет Е.Е. Дмитриева, «переплетаются в противоречивом единстве легенды, родовые страсти и современность» (Дмитриева, 2023: 107). Кроме того, каждый замок, встречающийся на пути главного героя, выполняет особенную функцию, но все они в целом отражают стремление В. Скотта соединить историю и современность. Еще одним интересным замечанием, на наш взгляд, является установление сходных эпизодов в романах В. Скотта «Уэверли» и А.С. Пушкина «Капитанская дочка».

Финальным аккордом «усадебного» раздела журнала стала статья Г.А. Велигорского о некоторых нюансах англоязычной дачной семантики (Велигорский, 2023). Автор статьи анализирует неоднозначность топонимического элемента “-end”, который может стать частью названия как роскошной, богатой усадьбы, так и рыбацкого поселка или деревни пастухов. Г.А. Велигорский дает обширный список значений данного элемента, тем самым объясняя причины, по которым частичка “-end” участвует в образовании разных топонимов, называющих как реально существующие, так и вымышленные здания/ архитектурные ансамбли/ территориальные единицы. 

Особенно интересной частью статьи видится нам раздел, посвященный интерпретации названий романов Дж. Элиот. Так, исследователь отмечает, что «в ранних романах Дж. Элиот элемент “-end” осуществляет вполне явную функцию; он указывает на пространственное положение усадьбы или деревни (“дом на опушке”, “дом подле выпаса”, “дом под сенью тополей”)» (Велигорский, 2023: 118). Здесь же особенно ценным замечанием становится упоминание о необходимости в процессе художественного перевода учитывать дополнительные коннотации значений анализируемого элемента, чтобы сохранить все смыслы, вкладываемые автором в выбранный или вымышленный топоним.

Значимо и утверждение Г.А. Велигорского, согласно которому в начале двадцатого столетия, в эпоху модернизма, в европейской литературе наметилась та же тенденция сакрализации усадебного пространства, восприятия его как утраченного рая, которая была свойственна «усадебному» тексту того же периода и в русской литературе. Соответственно, и элемент “-end” приобрел этот дополнительный смысл. 

Необходимо отметить, что Г.А. Велигорский является постоянным автором журнала «Вестник КГУ». Ранее в этом издании им были опубликованы две статьи, посвященные усадебному миру в зарубежной литературе для детей[2]. Очень интересна статья, в которой автор осмысляет реализацию игры в Робинзона Крузо в поэзии Р.Л. Стивенсона и Р. Киплинга, в прозе К. Грэма, а также в воспоминаниях писателей о детстве и их автобиографической прозе (Велигорский, 2019). В другой своей работе Г.А. Велигорский показывает, что в детской литературе Великобритании конца XIX – начала XX в., в период ее наибольшего расцвета, сформировался негативный миф о России как о стране варваров, убийц и головорезов, а позднее – как о «полицейском государстве» (Велигорский, 2020). В рамках продолжающегося в 2022–2024 гг. гранта РНФ, при финансовой поддержке которого написаны и статьи для 3-го номера журнала за 2023 г., Г.А. Велигорским подготовлена и опубликована статья о том, как «усадебный роман» Джулианы Хорейши Юинг «Воспоминания старушки из дома напротив» (1869) повлиял на жанр «романа об усадьбе», получивший развитие в XX и XXI вв. (Велигорский, 2022). Кроме того, в рамках работы коллектива ученых по указанной теме, в «Вестнике КГУ» в 2022 г. были опубликованы статьи В.Г. Андреевой об образе усадьбы Ясная Поляна в мемуаристике В.Ф. Булгакова, Н.Н. Гусева, А.Б. Гольденвейзера (Андреева, 2022) и М.В. Скороходова о музейном усадьбоведении (Скороходов, 2022).

В заключение отметим, что все пять статей, составляющих подборку «Усадьба и дача в литературе XIX–XXI вв.: горизонты изучения», соединяются в общий интертекст, раскрывающий особенности функционирования «усадебного текста» русской и зарубежной литературы в разные эпохи. Авторы статей на практике, в конкретных литературоведческих анализах выделяют набор характеристик, которыми наделены произведения, связанные с топикой усадьбы и дачи. При изменяющемся отношении человека к образам усадьбы, дачи, дома-музея или замка все они содержат в себе общие константы: ощущение свободы и безопасности, определенные правила жизни в данном месте (на бытовом и бытийном уровнях) и, главное, восприятие утраты усадьбы как потери «рая на земле».

Делая выводы, можно отметить, что современными авторами, работающими в рамках усадебно-дачной тематики, реализуется как теоретико-методологический, так и междисциплинарный аспект, широко охватываются различные периоды изображения усадеб и дач в литературе. Не остается без внимания ученых и компаративный аспект, в рамках которого показаны сходства и различия отражения образов усадьбы и дачи в различных литературах и их эволюции от XIX в. к настоящему времени.