В предисловии к «Рекурсивности и контингентности», более ранней работе Юка Хуэя, Говард Кэйгилл обращается к образу Одиссея, который согласно пророчеству Тиресия должен был странствовать до тех пор, пока не заберется в столь далекие края, что весло, которое он будет нести на плече, не примут за лопату для веянья зерна. И если сравнить книги Юка Хуэя с эпизодами путешествия Одиссея, то работа «Искусство и космотехника» – очередное из них (Хуэй, 2020: 15), в котором он покидает землю технических феноменов и отправляется на территории, населенные культурными явлениями.

Веслом можно считать саму космотехнику, ключевой концепт автора, отражающий специфический и культурно обусловленный способ отношения людей к миру. Нам представляется, что образ весла точен, поскольку оно необходимо, чтобы передвигаться и править, направлять движение в подвижной среде, хаосе мирового океана идей. Космотехника присутствует во всех работах Юка Хуэя и отражает его главную методологическую позицию, способы обращения с объектами в разных культурах отличаются (Хуэй, 2023). Эта эпистемология вызывает у некоторых читателей аналогии с методологическим анархизмом П Кропоткина и П. Фейерабенда и в той форме, как они изложены в предыдущих книгах (Хуэй, 2020; Хуэй 2023), принципы альтеркосмологии как альтернативного знания и понимания одними приветствуются (Королёва, 2021) а другим могут показаться пугающими в последовательном их развитии (Кучинов, 2019: 135). Как раз основы этого страха и расшатывают последовательно выходящие работы оппонента дихотомичного мышления в рамках технико-технологического универсализма (охватывающего и технологию мышления), который считает, что настало время переоткрыть и переизобрести в некотором смысле «изначальное» удивление, органичность и «цветущую сложность» философского творчества (Борисов, 2020). Рефлексивное движение предметного внимания автора от техники и проблемы диалога между Западом и Востоком в понимании ее антропологического смысла – к выявлению более глубокого метафизического уровня онтологии и эпистемологии – и теперь, не теряя ничего из уже контингентно обретенного в проработанных текстах, – новый рекурсивный шаг к переовладению органическим единством через переосмысление движения-кружения логико-эстетических противоречий в истории западной философии (Аристотель, Кант, Гегель, Шеллинг и др.) к новому синтезу, выраженному на новом языке.

В разных культурах различается сам подход, видение проблемы, том числе объекты исследования, объекты в рамках научного дискурса и технологий. А значит, пределы и угрозы, которые возникают при западном взгляде на мир, доминирующем сегодня, могут быть преодолены в другой оптике. Как пояснял философ в одном из своих интервью, «на Западе мы можем думать об абсолюте как о некоей окончательности или высшей реальности... но в китайской мысли трудно найти такой абсолют. Даосы считают, что нет смысла даже задаваться вопросом, что является самым большим, самым маленьким, абсолютным, конечной точкой, потому что всегда есть что-то за пределами всего этого: дао, путь, постоянное создание и воссоздание чего-то большего и меньшего, чем то, что мы можем знать». (https://www.thealternative.org.uk/dailyalternative/2020/7/4/yuk-hui-chinese-thought-techno-diversity)

Практически-политический смысл работ Юка Хуэя замечен и, в полном соответствии с традицией западного критического рационализма, вызвал прежде всего дискуссию (Шиповалова, 2022). Услышан и примиряющий, гармонизирующий посыл всего корпуса работ, опубликованных талантливым воспитанником (и уже учителем) обоих полюсов Евразии: «Хуэй стремится преодолеть европейский трансгуманизм посредством ценностного “оплодотворения” техники и мироздания, заимствованного из философии как его европейских учителей, так и философии древнего и современного Китая» (Ивахненко, 2022: 230).

Собственно, это и можно считать целью путешествия Юка Хуэя по замысловатому маршруту перебегания с Запада на Восток и обратно. Движении через сравнение древнегреческой драмы и китайской живописи шань-шуй. Можно сказать, что он протаптывает новые пути в обход классических оппозиций западной философии, показывая, что можно уйти от самой идеи конфликта, будь то в форме драматического катарсиса или любой другой. Мировосприятие возможно строить на основе опыта срединности (чжун) и гармоничнности (хэ), обоснованного в конфуцианстве (Хуэй, 2024: 46). Опыт такого отношения к миру ярче всего раскрывается в китайском искусстве, не ориентирующемся на экстатичность дионисийства, а работающего на принципах умеренности и гармонии.

Верно также и то, что в современном мире интенсивной коммуникации невозможно существовать изолированно. И китайская культура соприкасается в диалогичном общении с западной. Для Юка Хуэя важно, чтобы между космотехниками обеих культур возникал резонанс. Не принятие или заимствование, а диалог, дающий возможность выхода из сложных ситуаций современного мира. И тогда Одиссей действительно встретит собеседника, который будет радикально отличаться, но распознает в его инструменте нечто свое, а весло сможет стать лопатой.