16+
DOI: 10.18413/2408-932X-2019-5-3-0-2

РЕКОНСТРУКЦИЯ СЕРБСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В ХХ ВЕКЕ

Aннотация

В статье рассматривается реконструкция сербской национальной идентичности, произведенная посредством организованных социальных действий в процессе политической социализации, нашедших отражение, главным образом, в системных изменениях культурной и образовательной политики в течение двадцатого века. Отправной точкой рассуждений автора является гипотеза о том, что по своей сути такая реконструкция стала инструментом создания или восстановления страны. Три основные реконструкции сербской национальной идентичности пришлись на прошлое столетие. Первая произошла в период формирования Югославии и ее консолидации, когда сербская идентичность слилась с югославской через идеологию югославизма. Вторая – на время Второй мировой войны, когда коммунисты захватили власть в Югославии и создали новую концепцию национальной политики, выражавшуюся лозунгом «братство и единство». Третья реконструкция была проведена в процессе распада Югославии на фоне отказа от югославской идентичности и возвращения к сербской. Эти реконструкции выдвинули на передний план политические разногласия внутри самого сербского народа, а также конфликты с другими народами Югославии, обусловленные не только разницей идеологий, национальных интересов и целей, но и всевозможными воздействиями извне, со стороны сильных государств.


Введение. Национальная идентичность как выражение индивидуального и коллективного самоопределения исторически возникает, развивается и проявляется в процессах общественного развития, охватывая комплексные системы культурных ценностей. В современной литературе общеизвестна и общепринята процедура аутентификации национальной самобытности по многочисленным признакам, а именно: по исторической территории, общности мифов и исторической памяти, единству культуры, единству прав и обязанностей всех членов нации и хозяйственной деятельности (Smith, 1991: 14). Вопрос национальной идентичности актуализируется обычно в периоды внезапных и быстрых общественных изменений, когда индивид и общество, в попытке бегства от неизвестности, пересматривают свою идентичность или ищут новую, а точнее – реконструируют уже существующую. Так было и в конце XX века, во время распада коммунистических федераций и второго объединения Германии (1990 г.), когда произошла актуализация проблемы национальной идентичности и ее реконструкция с целью создания новых или перестройки старых национальных государств. Так было и в случае с сербской идентичностью и государством. Поэтому, по нашему мнению, целью реконструкции национальной идентичности является не сама идентичность, а в большей степени создание или восстановление страны.

В двадцатый век сербы вошли консолидированными в международно признанное государство с сформировавшейся национальной самобытностью. Однако это не укрепило целостность сербского народа, как в случаях с другими странами Европы. Большая часть территорий, населенных сербами, осталась в составе Австро-Венгерской и Османской империи, поэтому они всё время стремились к освобождению и воссоединению. Таким образом, сербская идентичность формировалась в ходе длительных социально-исторических процессов, концентрируясь вокруг отдельных центров своей культуры, экономики, духовности и политики, что повлияло на полицентричность культурных направлений, включая политические модели и менталитет сербов (Матић, 1998: 169). Общей чертой данной вариативности является то, что сербское национальное сознание, помимо языка, основывалось на коллективной мифической памяти, которая в свою очередь «приравнивается к установлению государственной независимости и церковной автокефалии» (Чавошки, 2011: 21). Именно поэтому истоки памяти о существовании и славе сербского средневекового государства связаны с основателем династии Неманичей и Святым Саввой (Бодрожић, 2015: 33-71), заложившими основы сербской государственности и национальной идентичности. После гибели сербского средневекового государства решающую роль в сохранении сербской национальной идентичности, наряду с идеологией святого Саввы, имел косовский миф, «снова и снова напоминающий нам о том, что Косово, как неотъемлемая часть родины, является стержнем нашего государства и духовности» (Чавошки, 2011: 23). Так сформировавшееся сербское национальное сознание связывало территориально удаленные и фрагментарные части сербского народа вплоть до создания Югославии (1918 г.), когда наибольшая часть сербов была объединена под властью данного государства, включавшего в себя как другие славянские народы, так и многочисленные этнические и конфессиональные общины, находившиеся в одном пространстве.

Цель данной статьи заключается в том, чтобы на основе анализа соответствующих социально-исторических процессов, идей и различных теоретических точек зрения показать процессы реконструкции сербской национальной идентичности в XX в., которая проходила в три этапа, детерминированных, в свою очередь, национальными интересами, идейно-политическими и государственными соображениями в данных исторических обстоятельствах. Первая реконструкция произошла во время формирования Югославии, когда сербская национальность слилась с югославской через идеологию югославизма. Вторая произошла во время Второй мировой войны, когда коммунисты захватили власть в Югославии и создали новую концепцию национальной политики, выражавшуюся лозунгом «братство и единство». Третья реконструкция была проведена в процессе распада Югославии на фоне отказа от югославской и возвращения к сербской идентичности.

Основная часть. Первая реконструкция сербской национальной идентичности произошла во время формирования Югославии. Она выразилась как через идеологию югославизма, унитарное регулирование государства и изменения в символьных компонентах политики, так и через изменения в образовательной и культурной политике. Югославизм как самобытный конструкт, основан на вере в общее этническое происхождение и культурно-языковое единство южных славян. Такая идея сформировалась в первой половине XIX века в кругу иллирийского движения и получила распространение среди хорватов и других южнославянских народов Австро-Венгерской империи, а со временем также и среди сербов (Ћилас, 1990: 37-76). Этническая, языковая и территориальная близость послужили довольно мощным стимулом для развития югославизма, укрепления веры в то, что южные славяне станут единой нацией, и создания запроса на единое государство, согласно основному принципу формирования наций и национальных государств в Европе того периода: одна нация – одно государство (Петрановић, 1993: 23-27).

В период формирования Югославии на первый план были выдвинуты две концепции югославизма: первая – «интегральный югославизм», не признающий различий между племенами южных славян, что отразилось в пропаганде унитарного государственного строя; и вторая – югославизм, который, наоборот, подчеркивал племенные различия и говорил о необходимости учреждения на принципах федерализма Югославии как мультинациональной державы братских народов с общими интересами и стремлениями (Джокић, 2003: 5). В соответствии со своей первой конституцией (1921 г.) югославское государство являлось унитарной парламентской монархией во главе с династией Караджорджевичей. В то же время процесс установления конституции способствовал распространению общих элементов традиционной культуры Югославии, а также подавлению отдельных национальных идентичностей, в частности, сербской. В ускоренном режиме были реконструированы или маргинализированы многие факторы сербской национальной идентичности, что в первую очередь отразилось на отмене названия государства Сербии как явного и официального знака его идентичности: «в 1918 году сербский народ возложил на алтарь объединения название своей страны, свою государственность, а позже и свою национальную идентичность» (Гуськова, 2002: 115). Последовало и поспешное формирование новых символов национальной идентичности, которые благодаря механическому соединению более ранних графических изображений гербов, флагов и строф национальных гимнов, отразили всё разнообразие прежних национальных особенностей и их преемственность. Однако последовавшие вскоре изменения в культурной и образовательной политике происходили гораздо медленнее. Школы вошли в новое государство со старыми рабочими программами уже прекративших свое существование стран и цивилизаций. Единое законодательство в области просвещения было введено только во время «Диктатуры шестого января» (1929-1933 гг.), когда «режим стремился к артикуляции единой образовательной политики, путем которой идеология югославизма могла бы наиболее эффективно влиять на сознание поколений, вовлеченных в школьную систему» (Димић, 2001: 91).

Институциональные основы образовательной и культурной политики имели временный характер, поскольку в школе происходили не только перемены, но и сопротивление им. Вот почему культура и образование не успели ни сгенерировать единые ценности, ни даже создать новые, которые бы способствовали укреплению югославизма и стабилизации государства. Кроме того, более мощной и целостной была религиозная идентификация, из-за чего, под влиянием прозелитизма церквей и экспансии государственных центров, внутри самой Югославии межнациональное и культурное сближение было особенно осложнено (Јевтић, 1998: 76). В Королевстве Югославия национальной интеграции и модернизации югославского общества не случилось. По этой причине национальная идеология и политика югославизма, основанные на унитарных и либеральных началах, потерпели поражение.

Вторая реконструкция сербской национальной идентичности и югославизма была проведена югославским коммунистическим движением после освобождения от фашизма и прихода коммунистов к власти и продолжалась вплоть до распада Югославии. Эта реконструкция проявилась в изменении национальной политики и символьных особенностей, в создании федеративного устройства страны, а также в изменении культурной и образовательной политики. Еще в начале войны коммунисты определили новую национальную политику, выражавшуюся военным лозунгом «братство и единство» по образцу идеи Французской революции (Liberté, égalité, fraternité). Вначале лозунг призывал объединить народы Югославии в борьбе против фашистских оккупантов и прекратить братоубийственную войну. Он был символом югославской интеграции и, в конечном итоге, средством создания югославского национального самосознания (Ћилас, 1990: 233). Лозунг, целью которого являлось содействие развитию взаимопонимания и взаимоуважения народов и этнических общин в Югославии, сокращение этнической дистанции между гражданами и их равенство, развитие чувства солидарности и эмпатии, братства и единства, был узнаваемым знаком официальной национальной политики. Выражение такой национальной политики происходило посредством манифеста о равноправии народа, федерального государственного регулирования, распределения всех государственных и партийных функций по принципу национального представительства, установления и празднования общих праздников, постоянного подчеркивания общих ценностей, проведения различных культурных мероприятий, имевших международный характер, смешанных браков и т.д. Результатом такой национальной политики стало то, что количество людей, выделивших югославизм в качестве атрибута своей национальной идентичности, возрастало с 1961 г. и достигло своей кульминации в 1981 г., когда 5,76 % жителей Югославии отнесли себя к югославам; но уже во время распада Югославии (1991 г.) их число значительно сократилось (примерно до 3 %).

Также, еще в начале войны, произошли изменения в символьном компоненте политики. Вместо монархических символов югославизма выдвинулись коммунистические, центральное место среди которых заняла красная пятиконечная звезда как эмблема коммунистической революции. Помимо этого, большое влияние оказывала сформировавшаяся во время войны и в послевоенный период новая культура и, в частности, музыка: новые гимны, марши и песни, которые пробуждали патриотические чувства, вызывали глубочайшие эмоции и подталкивали к беззаветному самопожертвованию. Так же, главным образом в общественном регулировании страны, в ускоренном режиме происходили и другие подобные изменения. Всё это сформировало действительно новую идентичность, по своей сути защитную, нацеленную на борьбу как против фашизма, так и против вооруженных формирований, противостоящих партизанскому движению и коммунистической идеологии. На этой основе совершенствовались и другие факторы идентичности, в частности, развивалось атеистическое и коммунистическое мировоззрение, подавлялись национальные отличия и акцентировались общие ценности, развивалось равноправие через федеральное регулирование в стране и признание новых наций сербского этнического дерева (сначала черногорцев и медонцев, а потом и мусульман). Важнейшую роль в этих изменениях сыграла федеративная структура правительства, созданная еще в начале войны (Димић, 2001: 268). По федеральной системе Югославии сербский народ жил в трех субъектах федерации, а в Республике Сербия были сформированы два автономных края. С этого началось разрушение этнического, духовного, культурного и политического быта сербского народа. Применение неунифицированных исторических и этнических критериев к разграничению республик, провозглашение новых национальных территорий и образований в Сербии как ассиметричной национальной единице привело к тому, что целостность сербского народа и его территории разрушилась. Это оказалось трагичным для сербов, потому что «как только создается особая политическая единица с признаками государственности, со временем в ее границах создается и особое политическое самосознание, обособляющееся в рамках более широкого сербского национального корпуса» (Чавошки, 2011: 7). Конституция 1963 года и последующие конституционные изменения (1967 г. и 1968 г.), а также Конституция 1974 года трансформировали югославскую федерацию в конфедерацию. Такая концепция поддерживалась авторитетом Тито, партийным диктатом над государственным имущественным комплексом и объединенной армией.

Сразу после освобождения коммунистическое правительство Югославии с помощью различных мер пыталось преодолеть культурную и образовательную отсталость, подавить идеологические пережитки буржуазного сознания людей и воспитать широкие народные массы в соответствии с новыми идейно-политическими ценностями – «в духе социализма, братства и единства». Поначалу, благодаря уникальной образовательной политике и прочной идеологической основе воспитательно-образовательной системы, произошла не только экспансия образования, но и его дальнейшее качественное развитие. На всех уровнях образования в единых учебных планах и программах было выражено идеологическое содержание национальной политики. Однако позднее, особенно в 70-х годах, сфера образования перешла в республиканское и краевое ведение, что привело к разночтениям в образовательных программах. В конечном итоге это подтолкнуло культурно-образовательную систему югославского государства к дезинтеграции. Югославизму, основанному на коммунистической идеологии, не хватало достаточного количества связующих элементов для целостности государства. С преобладанием коммунистического интернационализма все больше обесценивалось и отрицалось этническое сходство и южнославянское происхождение большинства народов, проживающих на территории Югославии. С другой стороны, «идея Югославии была в непрерывном конфликте с национальной идеологией» (Петрановић, 1993: 159). Основываясь в большей степени на коммунистической идеологии, чем на идее югославизма, Югославия распалась так же, как и ее коммунистическая идеология.

Третья реконструкция сербской национальной идентичности произошла во время распада Югославии в конце 70-х годов. Тогда произошли обусловленные друг другом падение югославизма, борьба за сохранение сербского национального суверенитета и восстановление сербской национальной идентичности (Бодрожић, 2015: 371). Произошла эскалация национализма и возвращение сербского самосознания во всех сегментах национальной идентичности. Подобные процессы произошли и в других национальных общинах Югославии, особенно у хорватов и словенцев, среди которых был ярко выражен сепаратизм. Поэтому они энергично боролись за отделение и создание независимых национальных государств. Возвращение к сербскому самосознанию было намного тяжелее и сложнее из-за того, что сербы, будучи разделенными федеральными границами, являлись сторонниками Югославии. Кризис в Югославии усугубил проблемы во всех областях общественной жизни. Начались и гражданские протесты с различными требованиями, которые в сущности сводились к отделению от Сербии (особенно у албанцев в Косово и Митохии). Наряду с этим усиливается террор против сербского населения и его изгнание с этих земель. Власти в государстве на всех уровнях продемонстрировали необъяснимую инертность и неспособность признать эти проблемы, не говоря о том, чтобы решать их. Вместе с этими процессами развивалось всё более смелое критическое мышление, выражавшее недовольство положением сербского народа в Югославии и его правами в ней, что нашло отражение в «Меморандуме» Сербской академии наук и искусств (1985 г.). Такой вид недовольства выражался в массовых митингах по всей стране и на литературных трибунах (Базић, 2003: 110-120). В этот период началось сотрудничество писателей и художников Сербии со своими коллегами из других частей Югославии, особенно из Хорватии и Боснии и Герцеговины, имевшее преимущественно национальный характер и направленное на укрепление сербской национальной идентичности и освобождение от «заблуждений югославизма». Вскоре изменения господствующей идеологии коснулись национальной политики партийного руководства Сербии, особенно в отношении Косово и Метохии (1987), а затем привели и к конституционным изменениям, посредством которых была сформирована политическая система в Сербии.

Сербская православная церковь, как и другие религиозные организации, проявила свою активность и всё чаще стала присутствовать во многих сферах общественной жизни, люди начали всё больше и больше обращаться к вере. Тем самым церковь внесла вклад в национальную мобилизацию, кульминацией которой стало празднование 600-летия Косовской битвы (1989 г.).

Реконструкция сербской и других национальных идентичностей в Югославии произошла очень быстро. Внезапно началась переоценка традиционных ценностей и возвращение более ранних символьных атрибутов национальной идентичности и забытых праздников; затем – возрождение мифов и легенд; обращение к национальным героям и знаменитым сражениям до-югославского периода; массовая публикация литературы по национальной тематике; популяризация традиционной и новой, похожей на народную, музыки. Во всем этом было достаточно безвкусицы, китча, халтуры, перегибов, а также коллективной эйфории, замешательства и даже страха у людей. Дошло до раздробления общего языка (сербскохорватского) и его уподобления новым политическим принципам, а именно, конструирования «четырех новых языков» (сербского и хорватского, а затем боснийского и черногорского), хотя «существование единого сербскохорватского языка не ставит под сомнение существование четырех наций или независимых государств, а также ни в коей мере не угрожает их национальной идентичности» (Jacobsen, 2008: 268). В конечном итоге, на югославской культурной сцене возникли острые разногласия по поводу основных общих принципов и системы ценностей, так что по аналогии с подобной ситуацией в Америке, здесь можно было бы применить тезис о «культурной войне» (Jacoby, 2014: 767).

На последнем этапе распада Югославии и падения коммунизма массово формировались различные политические партии, среди которых наибольшую популярность и признание имели те, которые выдвигали националистические и сепаратистские программы. Они выигрывали на первых многопартийных выборах, так как сделали свои программы действенными. Таким образом, довольно правдоподобной представляется оценка того, что «падение коммунизма в Югославии и его свержение явились решающими факторами агрессивного национализма» (Glenny, 2001: 635).

У большинства сербских политических партий, помимо акцентирования внимания на сербских проблемах, среди ключевых целей значилось сохранение Югославии и ее реорганизация на либерально-демократических основах, с тем чтобы сербский народ оставался в одном государстве. Югославия и югославизм в скором времени начали трещать по швам: в символьном, идейном, политическом, государственном, культурном, образовательном аспектах. Доходило до абсурда, когда люди разводились только лишь потому, что супруги принадлежали к разным национальностям. Разрушались семьи, кумовство, дружба. Началась война своих против своих! Всё яснее становилось, что ничто не способно сохранить Югославию, и сербам необходимо искать другое решение своего государственного вопроса. Однако при этом у них не было ни ясного, ни целостного альтернативного решения (Петрановић, 1993: 150-155). В процессе распада Югославии были созданы новые национальные государства, которые получили международное признание в пределах своих республиканских границ того времени. Исторический опыт сербского народа в Югославии был трагичен.

Заключение. В XX веке сербская национальная идентичность переживала различные трансформации и реконструкции, которые были обусловлены различным восприятием сербских национальных и государственных целей, соотношением сил на политической арене в Сербии и Югославии, а также определенным влиянием со стороны сильных государств и Ватикана. В течение века сербская национальная идентичность прошла через три этапа реконструкции: трансформация сербской идентичности в югославскую посредством идеологии югославизма, формирование коммунистической концепции югославизма, выраженного в лозунге «братство и единство», и уход от югославизма – возвращение к сербскому самосознанию.

В конце ХХ века сербская национальная идентичность оказалась фрагментирована и раздроблена на постюгославские государства и диаспоры. Поэтому сегодня она выражается только через сербское национальное самосознание, основанное на коллективных мифологических представлениях; историческом существовании и славе своего средневекового государства; осознании общего происхождения; соседственной связи; близости языка и обычаев; солидарности и отличии от других наций. Такое самосознание включает в себя позитивные воспоминания о Югославии как о государстве, в котором сербы жили вместе с другими народами и перенимали различный опыт общения с ними. Вместе с тем, чувства по отношению к Югославии всё-таки неоднозначны: они варьируются от ностальгии по такому государству и добрых воспоминаний о нем до разочарования, поскольку многие считают, что права сербов в нем были ущемлены, и они упустили возможность после Первой мировой войны провести объединение и создать свое национально государство, как это сделали многие европейские нации. Поэтому сегодня всё более остро проявляется необходимость в культурной деятельности для сохранения интегрированного осознания сербской национальной идентичности.

Перевод Т.А. Смотровой

Список литературы

Базић, И. Српско питанје – Политичке концепције решавања црпског национаљног питанја. Београд: ЈП Службени лист Србије и Црне Горе, Институт зa политичке студије, 2003. 397 с.

Бодрожић, Ђ. Српски идентитет. Београд: Српска книжевна задруга, 2015. 390 с.

Гуськова, Е. Историческая роль Сербии в сохранении национальной идентичности балканских народов // Nacionalni identitet i suverenitet u Jugoistočnoj Evropi (Zbornik radova). Beograd: Istorijski institut SANU, 2002. С. 107-117.

Димић, Љ. Историја српске државности – Срби у Југославији. Књ. 3. Нови Сад: САНУ – Органак у Новом Саду и други, 2001. 472 с.

Джокић, Д. Југославизм: Histories of a Failed Idea, 1918-1992. London: C. Hurst & Co. Ltd, 2003. 356 с.

Ћилас, A.A Disputed Country: Yugoslavism and Revolution. Beograd: Книжевне новине, 1990. 304 с.

Јевтић, M. Православије и српски национални идентитет // Српска политичка мисао. № 1-4, Београд: Институт за политичке студије, 1998. С. 63-77.

Ломпар, M. Дух самопорицања: прилог критици српске културне политике. Нови Сад: Орхеус, 2012. 654 с.

Матић, M. Српска политичка трдиција. Београд: Институт за политичке студије, 1998. 391 с.

Петрановић, Б. Југославенство искуство српске националне интеграције. Београд: Службени лист СРЈ, 1993. 169 с.

Чавошки, К. Расрбливање. Нови Сад: Орхеус, 2011. 371 с.

Glenny, M. The Balkans: Nationalism, War & the Great Powers, 1804-1999. New York: Penguin Books, 2001. 725 р.

Jacobsen, P. Whoʾs Whose? The Balkan Literary Context // Studi Slavistici. Firenze: University Press, № 5. 2008. Рр. 267-279.

Jacoby, W. Is There a culture War? Conflictining Value Structures in American Public Opinion // American Political Science Review. New Hampshire: American Political Science Association, Vol. 108, № 4. 2014. Рр. 754-771.

Smith, A.D. National Identity. London: Penguin, 1991. 226 р.