Введение

На сегодняшний день медиа являются для человека главным источником информации о том, что происходит за пределами его личного восприятия. Именно из них мы узнаем о большей части того, что не можем наблюдать сами. При этом одной из сфер, где зависимость людей от институтов и механизмов массовой коммуникации особенно высока, считается политика: у рядовых граждан, как правило, нет возможности быть непосредственными свидетелями политических событий и процессов, самостоятельно разбираться в их сути и значении, поэтому им приходится полагаться на мнения, оценки и интерпретации тех, кто имеет в этом определенную компетентность. Однако очевидно, что далеко не всегда позиции трактующих политические вопросы медийных личностей и структур беспристрастны, а их суждения полностью соответствуют действительности. Иногда приходится сталкиваться со случаями непреднамеренного или целенаправленного искажения реальности. Но, если люди старшего и среднего возраста, как правило, обладают определенным жизненным опытом, который дает им возможность более уверенно ориентироваться в потоках окружающей их информации, у молодежи в силу объективных причин такого опыта чаще всего недостаточно, а значит, риски стать жертвой медийных манипуляций серьезно возрастают.

В этом плане анализ специфики молодежного медиапотребления приобретает особую практическую значимость. Выявление его особенностей и факторов, влияющих на формирование привычных для данной социальной группы медиапрактик, способно помочь сформулировать конкретные рекомендации по повышению уровня медийной грамотности, гражданской и политической культуры молодых людей. Плюс ко всему, от того, чем интересуется, к чему привыкла и какие практики использует в своей повседневной жизни молодежь, во многом зависят основные характеристики и особенности будущего (Кульчицкая, Филаткина, 2021: 2). Именно поэтому интересующая нас проблематика обладает весьма весомым прогностическим потенциалом. Считаем важным уточнить, что в данном случае мы будем использовать трактовку медиапотребления, предложенную В.П. Коломийцем, определяющим его в качестве «социальной практики использования коммуникационных средств (медиа) для получения и освоения символического содержания и осуществления социальных связей и взаимодействий» (Коломиец, 2010: 61). В данном исследовании, однако, анализируются только так или иначе касающиеся социально-политической сферы области потребления информации.

Отметим также, что анализом политического контекста медиапотребления молодежи мы занимаемся на протяжении нескольких лет. В частности, онлайн-анкетирования молодых людей проводятся нами начиная с 2021 г. Анализ результатов проведенных ранее замеров содержится в ряде других публикаций (Казаков, Вилков, Шестов, 2022; Казаков, 2022). В данной же статье предпринимается попытка обобщения эмпирических данных, собранных за последние четыре года.

Анализ литературы

Российские ученые в целом весьма активно изучают различные грани молодежного медиапотребления. Если говорить о субъектной составляющей данного феномена, то здесь особенно часто в центре их внимания оказываются школьники (Аникина, 2017; Давлетшина, 2021; Образцова, 2014; Фролова, Образцова, 2017) и студенты (Вьюгина, 2018; Москаленко, 2024). Пользовательские предпочтения и медиаактивность представителей более старших возрастных когорт анализируются реже (Сумская, 2022; Щепилова, 2014).

Значительная доля работ посвящена анализу факторов, мотивирующих молодежь использовать различные форматы медиапотребления (Полуэхтова, 2018; Черевко, Дунас, Толоконникова, 2018). Среди прочего сравниваются разнообразные причины, побуждающие молодых людей прибегать к определенным медийным ресурсам (Солдатова, Рассказова, Нестик, 2017; Courdry, Hepp, 2016; Vartanova, 2019). В этом плане весьма интересна точка зрения, согласно которой в основе обращения молодых людей к медиа в первую очередь лежат потребности в самоактуализации и социализации (а, скажем, не в получении информации или развлечении, как считалось ранее) (Дунас, 2021).

Периодически анализируются сугубо теоретические аспекты используемых представителями молодого поколения медиапрактик (Комарова, 2018; Теоретические аспекты изучения…, 2019). Однако, в целом, теоретико-методологическое осмысление молодежного медиапотребления, равно как и вопросы обусловленности взаимодействия аудитории со СМИ политическими, экономическими, социально-культурными и технологическими изменениями, сложно назвать приоритетным направлением российских медиаисследований.

Несколько странно, что, несмотря на повышенную злободневность данной проблематики, до сих пор не так много попыток сформулировать эффективные способы противостояния молодежи фейковой информации (Казаков, 2018; Fedorov, Levitskaya, 2021) и обосновать роль медиаграмотности в повышении качества политической коммуникации в нашей стране (Bykov, Medvedeva, 2022). Тем более что средний уровень медиакомпетентности молодых людей на практике оказывается довольно низким (Djumanova, 2022), и, плюс ко всему, они нередко склонны переоценивать свои навыки в этой сфере (Frolova, Rogach, Tyurikov, 2022).

Весьма важным нам представляется стремление отечественных ученых исследовать форматы участия молодых россиян в политических событиях и процессах, особенно с учетом тех возможностей, которые появляются в результате беспрецедентного проникновения интернета в их жизнь. Предпринимаются попытки артикулировать типовые характеристики вовлечения молодежи в политику в онлайн-формате (Негров, 2021; Ананченко, Никулин, Хардикова, 2022; Пырма, 2019; Дринова, Морозов, Панкратов, 2021; Титов, 2020; Шентякова, Гришин, 2021), выявить потенциал социальных медиа как ресурса онлайн-коммуникаций (Игнатовский, 2021), а также обнаружить специфичные черты представителей «цифрового поколения» (Бродовская, Хуанг, 2019).

Резюмируя, можно сказать, что проблематика молодежного медиапотребления по-прежнему требует к себе повышенного внимания. Российские ученые разрабатывают самые различные связанные с этим сюжеты, однако, несмотря на это, еще остаются лакуны, в первую очередь связанные с анализом политического измерения используемых молодыми людьми медиапрактик. В этой связи целью проведенного нами исследования был анализ особенностей и динамики развития присущих молодежи практик взаимодействия с медиасредой, а также выявление влияющих на это политических факторов.

Эмпирическая база

Для достижения поставленной цели ежегодно в ноябре, начиная с 2021 г., нами проводились онлайн-опросы молодежи в возрасте 14-35 лет. Выборочные совокупности составляли 530 (в 2021 г.), 2021 (в 2022 г.), 852 (в 2023 г.) и 924 (в 2024 г.) респондента. При формировании выборок использовались квоты по полу, возрасту и месту проживания (сельская местность, районный центр или столица субъекта Федерации) респондентов. В среднем по всем проведенным с 2021 г. опросам статистическая погрешность при наших выборках (с доверительным интервалом 0,95) не превышала 2,4 %.

В онлайн-опросе приняли участие представители 65 субъектов Российской Федерации. В анкетах содержалось 27–35 вопросов, при этом два из них предлагали оценить по шестибалльной шкале: во-первых, уровень доверия различным каналам информации, а во-вторых, правильность вектора развития некоторых направлений государственной и общественной жизни России в настоящее время.

Итоги опроса были обработаны с помощью программы SPSS, далее в декабре осуществлялись серии из трех фокус-групповых интервью (два – в очном формате, один – в онлайн-режиме); ежегодно было интервьюировано по 36 респондентов. Вопросы касались в том числе мотивов и причин использования тех или иных информационных каналов. При формировании состава участников таких интервью учитывались особенности половозрастной структуры российской молодежи.

Проведенные подобным образом замеры позволили уточнить результаты федеральных опросов, время от времени проводимых по данной тематике ВЦИОМ и фондом «Общественное мнение» (с течением времени формулировки задаваемых в них вопросов могут меняться, что затрудняет возможность сопоставления данных за несколько лет; к тому же, не всегда есть возможность получить доступ к результатам ответов именно респондентов 14–35 лет).

Результаты

Первый вопрос всех четырех этапов онлайн-анкетирования был нацелен на выявление уровня интереса молодых людей к политике (график 1).

График 1

Уровень интереса молодежи к политике

(%, ответы на вопрос «Интересуетесь ли Вы политикой?»)

Graph 1

Level of youth interest in politics

(%, answers to the question “Are you interested in politics?”)

Вопреки расхожему мнению об аполитичности большей части молодежи, результаты наших замеров свидетельствуют, скорее, об обратном: доля респондентов, в той или иной степени интересующихся политикой, на самом деле совсем немного не дотягивает до двух третей. В целом же, если оценивать динамику этого показателя за последние четыре года, то изменения здесь минимальны. По большому счету, за рамки статистической погрешности существенно выходят лишь пятипроцентный рост числа совершенно не интересующихся политикой в 2022-м году и примерно такое же снижение количества интересующихся ею в 2023-м.

Рискнем предположить, что эти изменения стали результатом влияния на молодежь специальной военной операции России на Украине (далее – СВО). По крайней мере, когда мы обсуждали эти моменты в ходе фокус-групповых интервью, сразу несколько их участников подтвердили нашу гипотезу. В декабре 2022 г. молодые люди, скептически воспринявшие СВО, сказали о том, что после ее начала настолько разочаровались в происходящем, что предпочли «уйти в себя» и вообще не обращать внимания на события в стране и мире. Соответственно, в конце 2023 г. уже те, кто прежде были сторонниками действий российской власти в этом вопросе, постепенно начали разочаровываться темпами достижения заявленных целей, что также повлияло и на степень их интереса к политике в целом.

Динамика интереса молодых людей к политике косвенно связана с тем, откуда они предпочитают получать информацию о происходящем.

Таблица 1

Источники информации о происходящих в стране событиях

(%, ответы на вопрос «Откуда Вы чаще всего узнаете о происходящих в стране событиях?»; можно было отметить не более трех вариантов ответа)

Table 1

Sources of information about events happening in the country

(%, answers to the question “Where do you most often learn about events happening in the country?”; no more than three answer options could be selected)

Представленные в таблице (табл. 1) данные в целом четко коррелируют с результатами общефедеральных замеров, осуществляемых ведущими социологическими структурами страны[1]. Более показательными для нас в данном случае являются отдельные флуктуации применительно к конкретным источникам. Так, например, обращает на себя внимание относительно резкий рост числа телезрителей в 2023-м году (на 6,2% по сравнению с 2022-м) и весьма заметное увеличение доли тех, кто узнает о происходящем от учителей, преподавателей и начальства (+ 4,4 % и + 11,9 % в 2024-м по сравнению с 2021-м и 2022-м годами соответственно).

Проведение после массовых опросов фокус-групповых интервью снова позволило подтвердить наши предположения о возможных причинах таких изменений. В случае с ростом телеаудитории это опять было связано с СВО: на сей раз молодые люди стали чуть чаще смотреть новости по телевизору в связи с тем, что на фронте тогда происходило отражение контрнаступления ВСУ – требовался дополнительный (для молодежи телевидение воспринимается именно так) источник информации о текущей ситуации. Что же касается увеличения востребованности мнения старших, то оно было вызвано введением в вузах в качестве общеобязательного курса «Основ российской государственности»: как говорили нам участники фокус-групп, преподаватели данной дисциплины регулярно рассказывали студентам о том, что происходит в стране и в мире в настоящий момент.

Очень показательными мы считаем также ответы респондентов на вопрос о доверии конкретным видам источников информации. Формулировки этого вопроса и вариантов ответа на него (как, впрочем, и всех других, рассматриваемых в настоящей статье) были одинаковыми на протяжении четырех лет, когда мы проводили исследование. Для удобства восприятия в Таблице 2 приведены результаты, полученные в 2021-м (первая строка) и 2024-м (вторая строка) годах.

Таблица 2

Уровень доверия к источникам информации

(%, ответы на вопрос «Каков уровень Вашего доверия к следующим источникам информации?», где 0 – не использую этот источник, 1 – абсолютно не доверяю, а 5 – полностью доверяю)

Table 2

Level of trust in information sources

(%, answers to the question “What is your level of trust in the following information sources?”, where 0 means I don’t use this source, 1 means I don’t trust it at all, and 5 means I trust it completely)

Явно прослеживается тенденция увеличения доверия молодежи к лояльным власти источникам информации и снижения – к оппозиционным. Причем проявляется она применительно ко всем видам медиа – телевидению, интернету, радио и печатной прессе.

На Гистограмме 1 эти данные приведены в обобщенном виде, при этом во внимание приняты доли лишь тех, кто, во-первых, использует указанные источники и, во-вторых, имеет более или менее определенное к ним отношение.

Гистограмма 1

Совокупные уровни доверия оппозиционным и лояльным к власти источникам информации (%)

Histogram 1

Aggregate levels of trust in opposition and pro-government sources of information (%)

Как видим, число доверяющих лояльным власти медийным ресурсам за три года выросло практически вдвое. При этом отношение к оппозиционным медиа серьезных изменений в целом не претерпело. Изначально мы предположили, что подобная положительная динамика отношения молодежи к лояльным СМИ была вызвана ростом консолидации общества на фоне проведения СВО и осуществления санкционного давления на Россию. Проведенные в декабре 2023 и 2024 гг. фокус-групповые интервью, с одной стороны, подтвердили это предположение (сразу несколько их участников заявили о том, что в сложные для страны времена стали больше доверять провластным медиа), а с другой, обратили наше внимание на еще одну причину – ограничение возможностей доступа к оппозиционным ресурсам (для нас оказалось во многом неожиданным, что для части молодых людей это стало фактором переориентации на альтернативные запрещенным – лояльные власти источники).

В этой связи осенью 2024 г. (когда тенденция роста доверия к провластным СМИ стала очевидной) мы посчитали целесообразным включить в анкету вопрос о том, как респонденты сами оценивают свою медиаграмотность. Для уверенности в том, что все понимают ее примерно одинаково, в скобках было приведено наиболее общее определение данной категории.

Гистограмма 2

Самооценка уровня медийной грамотности

(%, ответы на вопрос «Оцените уровень собственной медийной грамотности (умение ориентироваться в окружающих Вас потоках информации, распознавать фейки, самостоятельно создавать элементарные медийные сообщения)»)

Histogram 2

Self-assessment of the level of media literacy

(%, answers to the question “Assess the level of your own media literacy (ability to navigate the information flows around you, recognize fakes, independently create basic media messages)”)

Выяснилось, что абсолютное большинство – 78 % опрошенных – считают себя достаточно или очень медийно грамотными людьми… На наш взгляд, можно выделить две основные причины такой довольно смелой самооценки. Первая – это проявление выявленного В. Дэвисоном еще в начале 1980-х гг. «эффекта третьего лица», при котором индивид считает, что массмедиа (в т. ч. реклама и другие методы убеждения) может влиять на большинство, но при этом сам он в меньшей степени подвержен такому влиянию (Davison, 1983). Вторая причина связана с возрастными особенностями респондентов – присущими многим молодым людям уверенностью в себе (иногда граничащей с самоуверенностью) и собственных возможностях, максимализмом и амбициозностью.

Весьма интересные результаты были получены после сопряжения двух показателей – интереса к политике и самооценки уровня медийной грамотности.

Таблица 3

Самооценка медийной грамотности в контексте уровня интереса респондентов к политике (%)

Table 3

Self-assessment of media literacy in the context of respondents’ level of interest in politics (%)

Очевидно, что интересующиеся политикой представители молодого поколения оценивают уровень собственной медиаграмотности ощутимо выше, чем те, кого она особенно не привлекает. О чем это может говорить? Во-первых, о том, что в представлениях молодых людей медийная грамотность зачастую ассоциируется с политической сферой: чем больше они политикой интересуются и лучше в ней разбираются, тем более медийно грамотными могут себя считать. Во-вторых, не исключаем и то, что увлеченные политикой граждане считают связанные с медийной грамотностью навыки и умения более важными для себя: они, как правило, лучше осведомлены об опасности медийных манипуляций и потому понимают важность культивирования в себе контрманипулятивных способностей.

Заключение

Таковы основные результаты проводившихся нами на протяжении четырех лет замеров. Точнее, той их части, которая непосредственно касалась молодежного медиапотребления. Полагаем, что политический контекст в данном случае очень существенный и связь с политикой носит здесь двусторонний характер. С одной стороны, особенности медиапотребления в молодежной среде в определенном смысле являются производными от того, что происходит в стране и мире. С другой стороны, иногда сами распространенные в обществе медиапрактики могут оказывать влияние на ход политических событий и процессов (нашей страны это касается в меньшей степени, однако опыт других государств – в том числе на постсоветском пространстве – дает тому массу примеров).

Одной из основных выявленных тенденций можно считать рост доверия молодых людей к лояльным власти источникам информации. Проведенное исследование дает нам основание утверждать, что вероятной причиной этого стала консолидация российского общества в целом и молодежного его сегмента в частности на фоне СВО.

Среди прочих факторов, оказывающих влияние на характер молодежного медиапотребления, можно отметить ограничение доступа жителей страны к зарубежным и оппозиционным информационным ресурсам и специфику самовосприятия молодых людей (в том числе то, каким образом они сами оценивают уровень собственной медийной грамотности).

Перспективы дальнейшего анализа данной проблематики видятся нам в расширении территориальной выборки респондентов (интересно было бы сравнить медиапрактики молодежи, проживающей в столичных городах и в провинции) и спектра используемых научных методов (в этом плане весьма эффективным могло бы быть проведение экспертных интервью), а также в более глубоком исследовании набирающего все большую популярность телеграм-сегмента новостного потребления современной молодежи.